Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019 - Коллектив авторов

семинар Евг. Долматовского. В 80-е занимался литературными переводами, в 90-е стал арт-директором и совладельцем одного из первых московских рок-клубов – «Sexton F.O.Z.D». Занимался бизнесом, был владельцем небольшого итальянского ресторана. В «нулевые» – лидер группы (джем-бэнд) «Чернусь», с которой записал и издал шесть альбомов. Автор известных песен: «Леннон, Марли, Че Гевара…», «Шляпы долой», «Лолита», «Bonnie and Clyde» и др.

Когда-нибудь

Когда-нибудь часы мне проворкуют: «Проснись!»

И выгорит, что время поменялось и в них.

И утро достоверное меня осенит

Крылами твоих бабочкообразных ресниц.

Когда-нибудь я спрячу под подушку восторг,

И сердца не оставлю я себе даже чуть.

И, смуглое дыханье повернув на восток,

Я о твоём восходе над судьбой дошепчу…

Когда-нибудь я коме не добуду врача.

Раздам по пчёлам воск и задушу абажур.

И пальцы отпечатков я себе обожгу,

И стану мироздание собой омрачать…

Когда-нибудь я вышлю режиссёра за кадр

В какой-нибудь безвылазно далёкий Шенген!

И мы с тобою рухнем головами в закат

С весёлым песнопеньем по моём кошельке!

Когда-нибудь я вовсе никогда не умру…

И загрустится так, хоть прямо в землю ложись…

И выложу на сайте бытиеточкаru

Свою такую недоговорённую жизнь…

Листопад

Этот город закадычный,

Этот город виночерпий

Вдруг завел себе обычай

Не меняться ни на четверть.

Город ласковых простушек.

Город с нежностью у горла.

Листопадами разбухший,

Безоглядно пьяный город.

Город с дымкой на устах

Героически устал

От погодных эскапад,

Листопад, как листопад.

Это чудо или нет? —

В бабьелетней пелене.

Тонет сердце и стопа…

Листопад… Листопад…

Ты безжалостно наденешь

Листопаду в тон одежды.

Сердце, словно пьяный дервиш,

Зарыдает безутешно.

И умру еще не весь я,

Как бы сладко ни хотелось…

Золотое поднебесье!

Листьев желтых оголтелость.

Море

Оденьте Море в парчу и бисер

И нареките меня сестрою.

А я на пепле подметных писем

Воздушный замок любви построю.

Набейте трюмы закатной медью,

На дальний берег судьбы отправясь.

Поймайте в парус безумный ветер

И обретите скитания радость.

Когда ты был любимым,

Я бредила стихами

Про лето и про зори,

Про росы и про лён.

Когда ты был любимым,

Я, затаив дыханье,

В твой мир, как в лепрозорий,

Входила напролом.

Зеленым крепом закройте окна.

Раздайте нищим свои рубашки.

Слезу сорвите с аккордеона,

На нем гадая, как по ромашке.

Оденьте Море в парчу и бисер

И нареките меня сестрою.

А я на пепле подметных писем

Воздушный замок любви построю.

Когда тебя любил я,

Над пустошью погостов

Вставало моё Сердце,

Как солнце над песками.

Казалось мне, что Счастье —

Забытый в море остров

В отчаявшемся Море,

Прогорклом и бескрайнем.

Лукреция

Я помню панику в Ватикане

и колокольный разгул анафем,

когда на улицах отекали

тела торговцев, солдат, монахинь…

Я помню Чёрной Луны оттенок,

когда взошла Моровая Порча —

Луны прогорклой на лобных стенах,

на лобных стенах палаццо Борджиа.

Я помню дни карантинов дымных —

дни волколунья и концесветья,

когда с угодливой бонной ты мне

прислала Белую Розу Смерти.

Я помню, как без размыслий тени

к Харону в лодку присел за вёсла.

Навзрыд вороны мои взлетели.

Погасло Сердце… при всех замёрзло…

Я помню, как постучался в Дом Твой,

где лучшим перьям страны на зависть

с какой-то непревзойдимой помпой

Декамероны Твои писались.

Я помню: в ужасе отпиранья

в карманах шарился за словами

и Твои руки, как две пираньи,

по волосам моим засновали.

Я помню: Ты мне сказала, дескать,

никто не сможет сыграть на лютне…

И пошутила с улыбкой детской,

что в мире стало немноголюдней.

Я помню: губы Твои мерцали

и становились глаза невнятней,

когда в бокал золотой Марсалы

Ты уронила невинно яд мне.

Я помню ВСЁ – до плеяд мельчайших:

мои Архангелы протрубили…

Ты протянула Судьбы мне Чашу…

(О, как дрожали Твои рубины!)

Я помню – Голос из Жизни Бывшей,

из губ любовных, из пут любовных…

Как Ты склонилась, решив – не дышит —

я буду помнить… я буду помнить…

Федра

Ты сегодня в безудержном платье,

с бутоньеркой на шляпке из фетра.

Спекулянтам утроенно платят.

Ну и правильно: в «Камерном» – «Федра»!

На Москве нет билетов искомей.

Говорят, осьмерых придавило;

потому, что волшебствует Коонен,

потому, что поставил Таиров.

Незабвенно: как хромовой птицей,

как с лицом февралеющей саржи,

ниспадала на лапы балтийцев

лепестковая та комиссарша.

Не забыто: сановно пилаты

отпускали по милостям шатким.

Но я видел, как рядом была Ты,

как до чёрта была хороша Ты!

Но уже надвигалась когорта

неразлучных Лубянки и МХАТа,

и уже шелестело по городу —

Не последует… Духу не хватит.

Сладкопевцам кремлёвского гвалта —

ИМ – ваять многоорденный опус.

Но, Таиров, единственный, Вам-то! —

эта бронза, что ордер на обыск!

Ведь за нас, не христосуясь с нами,

наши БОГИ во гневе решили:

мы такой