Карнавал Безумия. Хроники саморазрушения в стиле панк - Миша Бастер

просто некогда играть, потому что их вытеснили дискотеки, а музыкальные клоны, похожие друг на друга, заполонили радиоэфир. Это даже не мейнстрим, это – тюрьма для вкуса и индивидуальности.

М. Б.: Да, но возвращаемся к теме 1980-х. На период информационной блокады официальная пресса сама спровоцировала новое течение ругательными статьями, карикатурами в «Крокодиле». Сработал тот же самый феномен, по которому советским зрителям импонировал хулиганистый волк, а не бесполый комсомольский заяц в мультипликационном сериале «Ну, погоди!». Все, кто хотел не просто самовыразиться, а создать непотребный карикатурный образ, стали выбривать себе виски и рядиться во что попало. Причем вся идеологизированная часть страны, как ни странно, жила ожиданием какой-то глобальной вселенской катастрофы, в силу противостояния сверхдержав. И многим людям с упрощенным сознанием было не до шуток, особенно когда начался афганский конфликт. Люди не улыбались, а стёб неформалов бесил и выводил из себя рядовых граждан.

Н. Р.: Здесь я могу согласиться. Когда я нарушил режим своей «ссылки» и появился в столице в начале 1980-х, сразу пошел в город искать себе подобных. Нашел «Метлу» и «Пушку». Прошелся по Калининскому проспекту, вдоль которого спилили все кресты с церквей в преддверии Олимпиады. Как раз там моя эйфория первого знакомства с московскими неформалами была прервана ввалившими в кафе ветеранами Афганистана, и для многих это закончилось посещением Склифа. Причем тогда-то всех впервые панками и обозвали, что, кстати, порадовало, – несмотря на то, что многим досталось. Встретил в «Метле» девушку из Подмосковья, Килу, вот она была первой панк-девушкой, которая выглядела на стиле.

Но про музыку – факт есть факт: в Советском Союзе панка в западном понимании не было. Были продвинутые в музыкальном плане молодые люди и девушки, которые уже тогда начали экспериментировать со своим внешним видом, резко выделяясь на общем фоне. При этом все были не сильно радикальными. Спокойными. И правильно было бы их называть не панками, а «постпанками». Но такого уличного стиля не было, и всех называли «ньювейверами».

Причем лейбл «фашисты» был приклеен на них так же быстро, насколько быстро неформалы новой волны стали заполнять улицы различных городов. Просто и тупо. Раз мы коммунисты, те, кто против нас, – фашисты. Этот феномен, основанный на комплексе победителей, давал свои корявые всходы на всех уровнях государства – от комсомольцев до диссидентов; да и в наше время этот феномен узаконен в абсолютно шизофренной форме под именем «красно-коричневые».

М. Б.: Да, более страшного лейбла от бывших партизан «партизанам» 1980-х трудно было придумать, да и никто и не парился. Термин «спекулянт» и «тунеядец» как-то находили понимание в обывательской среде, исходя из многим понятного чувства «жаба душит», свойственного всем временам и нравам. А здесь сразу и прямо, как по нотам, фа-шиз-ты.

Н. Р.: Причем, опять же, в конце 1970-х по экранам страны активно демонстрировались пропагандистские фильмы типа «Обыкновенный фашизм» Михаила Ромма и «Площадь Сан-Бабила, 20 часов», в которых эпилогом шла информация про модную молодежь, неофашиствующих молодчиков и ку-клукс-клановцев.

Но чувства у радикально скучающих, да и просто у отвязанных подростков эти кадры вызывали противоречивые. Стройные ряды и эстетика солидарности, визуального сурового мрачного стиля каким-то образом отразились в эпатажных костюмах тех, кого позже было принято называть «панками». Я помню, когда в пригороде Симферополя снимался фильм про войну, я проснулся утром, а город уже оккупировали люди в эсэсовской форме. Кто-то ржет и кричит: «Наши в городе!»; а я тогда, уже будучи на крючке у органов, устроил шоу в стиле, в котором неформалов допрашивали власти. Подошел к актеру в форме капитана и докопался, – мол, мой дед воевал, а ты тут в фашистской форме разгуливаешь. В общем, с криком «милиция!» актер ретировался с места.

Мой личный надсмотрщик с забавнейшей фамилией Малёванный потом начал меня песочить: мол, Коля, это же актеры… На что я ему ответил, что я уже совсем запутался, кто здесь актеры, а кто фашисты; вы же меня тоже пытаетесь подтянуть под личину фашиста. Артист-то на самом деле я, а не тот, кто убежал.

Под этот термин подогнули всё что можно: и Pink Floyd, и диско-группу «Чингисхан», потому что в пионерлагерях и на дискотеках распевали альтернативные переводы, которые предъявляли молодежи комсомольцы и милиционеры. Мол, знаете настоящий перевод этой песни? –

«Москау, Москау, закидаем бомбами,

Будет вам Олимпиада. Ах-ха-ха-ха-ха!»

М. Б.: Кто этот глюк запустил, так и непонятно, но был он всесоюзным, это точно. И, конечно же, Kiss со своими шрифтом наверняка вызывал непроизвольное сокращение прямой кишки у авторов всего этого бреда.

Н. Р.: В общем, никакой последовательности в доводах не было; я забивал на этот весь присмотр и по маршрутам хипповских вписок курсировал по стране: и в Москву, и в Питер, и в Прибалтику.

В Питере, который был не в пример вольнее столицы, я имел прямое отношение к сквоту на Чернышевского, в котором работал проект «НЧ/ВЧ» вместе с Лёхой Сумароковым. Познакомился с Олегом Котельниковым, Свинухом и множеством интереснейших людей: Максом Уханкиным, барабанщицей Кэт, Димой Крысой, Славой Книзелем, Царствие ему Небесное.

Сразу въехал в систему вписок, сквотов и маршрутов, которые, кстати, существуют и по сей день. Я тогда приехал к своим старым компаньонам по вибрациям – «Желтым почтальонам», а потом поехал на Гауэ, в хипповско-волосатый лагерь, где познакомился с Женей Монахом, и вместе погоняли всю эту полуразложившуюся мутотень. Тогда у меня окончательно произошло внутреннее деление для понимания волосатой среды того периода. Да, были классные индейцы типа московской дринч-команды; пожилой и бывалый люд, фанаты типа Монаха, художники и музыканты. Но в массе своей в тот период начала появляться абсолютно беспонтовая молодежь, которая, прикрываясь лозунгами «пипл фор пис» на волне афганского конфликта, спекулировала в полудиссидентском стиле по поводу своей никчемности. Они были абсолютно неискренними во всем; и о какой-то доброте и мире речь идти не могла. Именно эти люди потом ходили по городу, пряча волосья под пальтишками и шинелями, и распушали облезлые хвосты на «Гоголях» и в «Сайгоне».

Время расставило всё по местам, и многие участники этого движения остались у разбитого корыта или переквалифицировались в маргиналов других стилистик, разбавляя толпы поклонников «рускаго рока». Но зато эти люди в наше время пишут опусы, апеллируя к собственной революционности – мол, меня даже забрали в милицию и я даже не испугался.

Симферополь – Москва – Таллин – Вильнюс – Рига – Минск – Витебск – Киев… Опять Симферополь… Но самый крутой город – это Тюмень.

Все мои похождения, конечно