Красные листья. Восточный альманах. Выпуск восьмой - Нгуен Динь Тхи

— А меня за что ругаешь? — насупился Кану. — Я его не приклеивал!

Слова Кану лишь подлили масла в огонь.

— Кто тебя ругает, свинья ты этакая?! Просто я хочу знать, куда ты смотрел? Неужели не мог схватить обезьян, которые этим занимаются, и надавать им пинков? — бушевал Амзад.

Из соседнего дома на шум вышел сахеб Афзал.

— В чем дело, сахеб Амзад? Что это вы с самого утра…

— И не говорите, сахеб Афзал. Не хочешь, а закричишь. Вот, полюбуйтесь.

И Амзад указал пальцем на лозунг.

— О, только и всего? Так это везде наклеивают. Весь город пестрит лозунгами, сахеб. Молодцы ребята!

— А? Что вы такое говорите? — выпучил глаза Амзад. — Вы их еще и хвалите?!

— А как же! Если у нас и есть стоящие люди, так это они. Кто еще борется за интересы народа.

— А министры, стало быть, ничего не делают. Вы это хотите сказать?

— Кто говорит, что не делают? Конечно, делают. Почитайте газеты. Сегодня чай здесь, завтра обед там, послезавтра отбытие в Нью-Йорк. Кто говорит, что они ничего не делают? Очень даже много делают.

— А-а, что с вами толковать, от вас другого и не услышишь. У вас односторонний взгляд на вещи.

Сахеб Амзад толкнул дверь и вошел в дом. Жена его, Халима-биби, словно только и ждала этого.

— Одно знаешь: на улице торчать да лясы точить? — напустилась она на мужа. — Ведь в контору пора. Сам же будешь орать на весь дом: «Есть давай, есть давай!»

У сахеба Амзада не было ни малейшего желанья ругаться с женой перед уходом на работу, тем не менее он, раздеваясь, огрызнулся:

— Хорошо командовать, когда сидишь дома. А как работать, так некому.

Халима-биби, вынимавшая овощи из принесенной мужем сумки, так и взвилась.

— Это я, по-твоему, не работаю, да? А кто, интересно знать, встал сегодня ни свет ни заря, застелил все постели, прибрал в доме, перемыл и перечистил посуду, растопил плиту — ты или я? Кто, скажи!

На языке у сахеба вертелось крепкое словцо, однако он сдержал себя. Куда это годится каждый день устраивать скандалы при детях. Они уже большие. Амзад свирепо глянул на жену, взял полотенце и набедренную повязку и отправился к колонке.

Но горькие сетования жены преследовали его и там.

— Работаешь, работаешь, а никто не ценит, никто спасибо не скажет, — причитала Халима-биби. — В двенадцать лет меня, стыдливую невесту с закрытым лицом, привели к нему. И с тех пор я работаю, работаю, работаю. Кожа да кости остались, а все равно попрекают. — Халима-биби расплакалась. — О боже, хоть бы ты прибрал меня поскорее. Окривел, что ли, Азраил, никак не узреет меня?

Наскоро помывшись, с колонки вернулся Амзад.

— Слугу нанять не может, — продолжала жаловаться на несчастную свою долю Халима-биби, — заставляет меня работать, как рабыню какую. Не оденет как следует, в обносках хожу. А все попрекают, все…

— Цыц, молчать! — взорвался сахеб. — Задушу!

— На, души, души! — наступала на мужа Халима.

Метнув в жену испепеляющий взгляд, сахеб сдернул с вешалки рубашку, поспешно оделся и выскочил на улицу. Что-то заставило его обернуться и посмотреть на злосчастную стену. Там красовался еще один лозунг. Он был приклеен рядом с первым, на нем огромными буквами было написано: «Повысить зарплату!»

На Амзада словно выплеснули целую канистру горящего бензина.

— Ану-у-у! — пылая гневом, закричал сахеб. Ану еще не вернулся.

— Что, папа, что, папа-а-а? — оцепенев от страха, спросил примчавшийся Кану.

— Опять ты, — поморщился Амзад. — А где Ану?

— В школу ушел, — соврал Кану.

— Он в школу ушел, а ты дома сидишь, в носу ковыряешь, да? — отчитывал сына сахеб. — Ну что стоишь, рот разинул? Беги, добудь где-нибудь бамбуковый шест и сдери эти чертовы лозунги. Да смотри, весь день карауль здесь, чтобы никто ничего не наклеивал, ясно?

— Я-ясно.

— Ну, гляди у меня!

И сахеб Амзад направился в контору.

— Папа, папа! — окликнула отца выбежавшая из дома средняя дочь Туни. — Иди есть. Мама велит тебе завтракать.

Сахеб только оглянулся и зашагал дальше. Сегодня он пойдет на службу голодный. Впрочем, не только сегодня. В общей сложности месяца три в году он выходит утром из дома, так и не позавтракав. В иные дни, когда уж очень сосет под ложечкой, он забегает в дешевую бихарскую харчевню на углу, проглатывает Два чебурека с гороховой начинкой и запивает их несколькими стаканами воды. А в первых числах месяца, если не позавтракает, идет в ресторан «Дели», который рядом с конторой, и заказывает шашлык и лепешки. Но сегодня Амзад очень торопился и, голодный, чуть не бегом примчался в контору. Новый управляющий был очень строгим. Опоздаешь на пять минут — плати штраф пять така. Скотина, чтоб ему сдохнуть.

Амзад взбежал по деревянной лестнице, помчался по узкому коридору и тут нос к носу столкнулся с управляющим.

— Опять опаздываете, сахеб Амзад! — строго заметил управляющий. — На целых пятнадцать минут.

«Не на пятнадцать, сэр, всего на пять», — хотел было уточнить Амзад, но слова застряли в горле. Он жалобно смотрел на управляющего, потирая от волнения руки. Управляющий ледяным взглядом смерил сахеба и, поскрипывая новыми ботинками, отправился в свой кабинет.

Войдя в рабочую комнату, сахеб обвел глазами всех в ней сидящих, прошел к своему стулу, сел.

Младший клерк Хашмот-мия несколько раз взглянул на сахеба и ехидно заметил:

— А что это у вас глаза такие красные, сахеб Амзад? Должно быть, дома поскандалили?

Сахеб слегка смутился, но не показал вида.

— Ну что вы такое говорите? Как можно скандалить с женщиной из благородного семейства? Фу! Разве вы не знаете, что мой дед с материнской стороны был чистокровным шейхом, а старший брат…

— Знаю, знаю, конечно, знаю. Я просто так, пошутил, — пошел на попятную Хашмот-мия.

Сахеб почувствовал в душе прилив гордости.

— Я так и понял, что вы пошутили, — с важностью ответил он. — А насчет глаз могу пояснить: они у меня сегодня красные неспроста.

И Амзад рассказал Хашмоту про лозунги.

— А почему, собственно, вы кипятитесь? — удивился Хашмот-мия.

— Как почему? — тряхнул головой сахеб. — Это же хулиганье отъявленное, сахеб Хашмот. Делать им нечего, шляются целыми днями по городу. Если уж на то пошло, они враги отечества, иностранные агенты. Разве вы не слушали позавчера выступление премьер-министра?

Сахеба Амзада словно прорвало, но Хашмот-мия его остановил:

— Тсс, управляющий идет!

Управляющий, однако, не вошел в комнату. Он только заглянул в дверь и отправился дальше.

Пора бы заняться бумагами, но у