Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм

В мемуарах любят посплетничать, домыслить, приукрасить. Вот и здесь мы сталкиваемся с тем, что станет непременным элементом многих воспоминаний о знаменитом писателе: его успех, его богатство, его «небуржуазный» стиль жизни породили стереотипные образы, за которыми не видна реальность. Но они великолепно подходят к расхожим представлениям о бонвиване, бабнике, бражнике. Факты и мифы легко уживаются в нашем сознании.

Но никому не оспорить тот факт, что успех и богатство не сделают Ремарка менее беспокойным. Распад брака — это ведь и следствие того психического давления, под которым он находится, можно сказать, денно и нощно, реагируя на него меланхолией, уходом в глухую защиту и затворничеством. Сложные отношения с Юттой вскоре обретут художественное отражение в романе «Три товарища». (Как и позднее, в 1940-е годы, связь с Марлен Дитрих в романе «Триумфальная арка».)

Как и любое другое жизнеописание, биография Ремарка обладает, особенно по части его отношения к женщинам, одним несомненным достоинством: необъяснимое до конца не объяснить.

В Берлине появляется Бригитта Нойнер, старая знакомая Ремарка. Она замужем и тем не менее на какое-то время становится его ближайшим помощником, принимая на себя массу житейских забот. В письмах к ней он называет ее «Храбрый Генрих» и «Мой прекрасный», рассказывает о мелочах быта и любопытных встречах; путешествуя по Европе, дает возлюбленной разные поручения: просит, например, купить пластинки, желая скрасить одиночество во время работы над новым романом в Оснабрюке; советует, какой автомобиль нужно приобрести, чтобы иметь максимум комфорта. «Храбрый мой Генрих, не забудь заплатить за квартиру».

А в начале 1930 года у него уже другая женщина (притом что ее предшественницы не уходят из его жизни). Девятнадцать лет, эффектная внешность, «безумна влюблена» в известного и внешне привлекательного мужчину. Рут Альбу пока еще замужем за Генрихом Шницлером, сыном выдающегося австрийского драматурга. Родилась в зажиточной еврейской семье, родители любят искусство и знают в нем толк; мать — пианистка, отец пишет. Дочь — восходящая звезда на берлинском театральном небосклоне. Ремарк знакомится с ней в гостиной адвоката Макса Лиона, который с некоторых пор представляет его юридические интересы. «А на следующий день позвонил Эрих. Ради него я уже вскоре оставила мужа. Бони был неотразим. Для мужчины, пожалуй, чуть низковат — во всяком случае по сегодняшним меркам, — держал ухо востро, обладал зорким глазом... Я никого не любила так, как Бони, и думала, что больше уже никого не смогу полюбить...» Начитанная, хорошо разбирающаяся в искусстве, Рут формирует вкус Ремарка. Она сводит его с Вальтером Файльхенфельдтом, крупным торговцем произведениями искусства... Знакомство перерастает в крепкую дружбу двух близких по духу мужчин — редкий случай в жизни Ремарка. Файльхенфельдт продает ему несколько ценных картин из своего собрания. В Германии свирепствует инфляция и прогорают владельцы огромных состояний, у Ремарка же, переселившегося в Швейцарию, на счетах твердая валюта, которую он хочет вложить в нечто, не теряющее с течением времени своей ценности. За 80 тысяч рейхсмарок он приобретает одну из картин Ван Гога... Затем работы Дега, Сезанна, Тулуз-Лотрека, Ренуара, других французских художников и графиков XIX века, египетские, греческие, римские скульптуры. Любимые восточные ковры Ремарк покупает теперь тоже со знанием дела, проявляя художественное чутье, — благодаря умной советчице Рут Альбу. Она умеет отличить серьезных коммерсантов от ловкачей и снабжает любимого специальной литературой. Ремарк читает ее с упоением. Дорогие произведения искусства будут окружать его всю жизнь — и на вилле в Порто-Ронко, и в апартаментах нью-йоркских отелей. Постепенно Ремарк станет высокоэрудированным коллекционером, тонким ценителем искусства. Его мало волнует материальная ценность того, чем он владеет. Гораздо больше — красота его сокровищ.

В 1933 году Вальтер Файльхенфельдт, еврей по рождению, вынужден был покинуть Германию, поселился в Амстердаме, затем перебрался в Швейцарию, где дела его до самого конца войны шли очень плохо. В Асконе этот талантливейший знаток искусства и литературы жил по соседству с Ремарком. Его жена, Марианна Бреслауэр, известная женщина-фотограф веймарской поры, тоже очень ценила Ремарка, один из сыновей этой супружеской пары стал крестником писателя. Файльхенфельдт умер рано, в 1950 году. «Он был счастливейшим мужем и считал своими верными друзьями лучших людей нашего времени», — говорилось в одном из некрологов. Ремарк принадлежал к их числу. Как издатель Файльхенфельдт обожал также Эльзу Ласкер-Шюлер и Роберта Музиля, всячески поощряя их творчество. Его имя встречается в переписке между Бертольтом Брехтом и Арнольтом Бронненом. В жизни Ремарка он играл такую же роль, как те немногие люди, которые были ему настоящими друзьями и советчиками, разделяли его любовь к книгам и произведениям искусства, умели рассеять умной шуткой свойственную ему недоверчивость... Они ничего никогда не требовали, они только давали. Файльхенфельдт внес много света в жизнь Ремарка, ведь тени ложились на нее слишком часто и с необыкновенной легкостью. Дружеские контакты с вдовой замечательного человека Ремарк будет поддерживать до конца своих дней.

К моменту знакомства с Рут Альбу Ремарк уже покинул квартиру, где жил с Юттой. В Берлине его пристанищем становится отель «Мэджестик». «Он старался жить как можно незаметнее, — вспоминала Рут Альбу, — никого не подпускал к себе, пока не убеждался, что владеет ситуацией. До беспамятства был влюблен в одиночество. Закутывался в него, словно в свои элегантные кашемировые пуловеры». Так это могло выглядеть внешне. На самом деле все было сложнее. Новый роман кажется горой, на которую никогда не взойти. Приходится вести изнурительные переговоры с зарубежными издателями, а в кинотеатрах Германии скоро должен пойти фильм по роману «На Западном фронте без перемен», и его имя наверняка вновь замелькает на первых полосах газет. «Когда я вижу, что из меня делают желтая пресса и “вечно вчерашние”, то порой кажусь себе монстром», — пишет он в сентябре 1929 года своему английскому издателю.

Кстати, переводы романа, выходящие столь же огромными тиражами, сделаны зачастую очень плохо. Сравнивая их с оригиналом, Клод Р. Оуэн приходит к выводу, что в английском издании многие места сглажены. И в таком виде оно продолжает выходить долгие годы. В американском издательстве «Литтл, Браун и К°» из романа удаляются целые пассажи — в угоду пуританским соотечественникам. Законы по части порнографии в этой стране отличаются ханжеством и строгостью. Клуб «Книга месяца», рассылающий роман своим членам по почте, отнес эти места к разряду порнографических. Из романа исчезли сценки, связанные с уборной, и словечки из солдатского жаргона, а также описание того, как солдаты, проходящие лечение в лазарете, устраивают своему раненому товарищу свидание с женой. Ремарк, не знающий английского, едва ли это заметил, что, однако, не спасает положения. А вот к своему французскому издателю он обращается в более чем дружелюбном тоне: «Возвращаю Вам перевод. Я в восторге от этой добротной работы и от всего сердца поздравляю Вас с тем, что он так хорошо удался, даже при передаче трудных фронтовых выражений».

В ноябре 1929 года, по настоянию издателей, желающих получить от него новый роман в кратчайшие сроки, Ремарк удаляется в Оснабрюк, обессиленный, прихварывающий. Пристанище он искал, дав объявление в газету, и нашел его на Йоханнисштрассе у вдовы виноторговца Марии Хоберг. Сперва он проживет здесь четыре недели, а затем приедет сюда еще раз в июле 1930-го. В эти оснабрюкские недели он напишет основные части романа «Возвращение». Сопровождают его собака, карандаши и бумага, но не Ютта.

Оснабрюк дает ему наконец ощущение желанного и необходимого покоя. Это ностальгическое возвращение в атмосферу его юности, и ему удается воссоздать ее — пусть лишь частично — в той книге, которую он пишет здесь. Он уединился в доме вдовы Хоберг, с друзьями юношеской поры встречается редко, работает очень собранно. «В ноябре к моей маме пришли господин Ремарк и господин Рудольф Фогт (из гранильной мастерской на Зюстерштрассе, где господин Р. работал после своего учительства), чтобы спросить, нельзя ли снять у нее комнату, — будет вспоминать много позднее дочь хозяйки дома. — Он был в восторге от нашей столовой, так как из нее открывался чудесный вид на большой сад, в который он наверняка поглядывал в 1922 году, сидя за письменным столом у Фогтов... Ремарк уходил в свою работу с головой. Позавтракав вместе с моей мамой, просмотрев при этом горы писем, а то и поведав что-нибудь о себе и своих взглядах, он садился за стол, который в первый же день придвинул к окну в сад и на котором лежали остро заточенные карандаши и стопка бумаги. Отвлекать себя от работы он не позволял и перерывов в ней, кроме как для трапез, практически не делал. Похоже, что обедал и ужинал он по большей части у Фогтов. И чувствовал себя там после жизни в большом городе, наверное, уютно. Работа у него, тем не менее, не продвигалась вперед в том темпе, который был ему желателен. Я часто видела его в подавленном состоянии духа. Книгой своей он был недоволен, ощущал себя зажатым в тиски, потому что внутренне не пережил еще всего того, о чем решил рассказать».