Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

я принял его приглашение. Мы остановились в доме друга Джорджа, Хэла Дабла, здесь, в Плезантвилле, в прекрасном округе Вестчестер. Джордж купил здесь дом: он намерен жить здесь и писать. Он женат, у него два сына. Дабл, управляющий рекламным агентством в Нью-Йорке, женат, у него трое прекрасных детей. Моя поездка обойдется мне недорого – в общей сложности я пробуду здесь три дня. Затем мы вернемся в Кембридж, где я пишу вторую пьесу и дорабатываю первую. Прилагаю без лишних комментариев письмо от Нью-Йоркской театральной гильдии. Они – величайшие продюсеры пьес в Америке, если моя пьеса будет поставлена, я предпочту, чтобы это сделали они, а не кто-либо другой. Прежде чем отправить ее им, я должен сократить ее до обычных двух с половиной часов. Пожалуйста, никому ничего не говори об этом. Это означает лишь то, что пьеса была им рекомендована, и они заинтересовались ею. Если я не продам эту [пьесу], то продам ту, над которой работаю сейчас.

Однако Бейкер считает, что я продам ее. Он говорит, что это лучшая пьеса, чем та, которую они ставили раньше, и она должна иметь больший успех у публики. Последней их пьесой была «Счётная машина». Сейчас они ставят «Ученика дьявола» Бернарда Шоу.

Профессор Бейкер считает, если бы я сменил свое имя на немецкое или русское, Гильдия взяла бы пьесу моментально. Большинство их пьес приходят из Европы. Пожалуйста, надейся и молись за меня. В моем саквояже лежит письмо на двадцати страницах, которое я написал тебе перед отъездом из Кембриджа в пылу волнения и энтузиазма. Я не буду его отправлять: это письмо более спокойное и сдержанное. Однако я знаю следующее – никто в этой стране не пишет пьес, подобных моей. Хорошие они или плохие, но они мои. Пьеса, о которой идет речь в письме, может иметь успех, а может и не иметь, но это единственная честная, искренняя пьеса, которая когда-либо была написана о Юге. Я знаю, потому что читал все остальные.

После возвращения я буду работать в Кембридже до конца этого месяца. Затем я попытаюсь продать две свои пьесы в Нью-Йорке, отправив первую в Гильдию, как и просили. Пожалуйста, ничего не говори, но надейся, что я все же прорвусь. Я думаю, что это неизбежно. Я верю, что теперь меня ничто не остановит, кроме безумия, болезни или смерти. Это человеческие риски. Я нахожусь в полном расцвете сил, и талант внутри меня растет, не поддаваясь контролю. Я еще не знаю, на что я способен, но, клянусь Богом, я гений, и я все равно заставлю крыс и паразитов, которые ждут доказательств, принять этот неизбежный факт. Что ж, они его получат, и пусть они им подавятся.

Пусть кто угодно называет это тщеславием: я сделаю это или умру. Все остальное для меня сейчас не имеет значения; мир – моя устрица, я открою и познаю его целиком.

Я устал и перетрудился, но эта поездка привела меня в порядок. Сохрани это письмо для себя: в нем содержится то, что касается тебя и меня в первую очередь, дай мне возможность получить от тебя весточку, когда ты будешь в состоянии написать.

Если я продам свою пьесу, то поеду в Германию и на континент на десять месяцев. Когда я вернусь, я буду тренировать свои большие пушки. Со всей моей любовью и привязанностью, я

Твой верный сын,

Том

Джулии Элизабет Вулф

[Плезантвиль, штат Нью-Йорк]

[Из открытки, вложенной в письмо]

Я написал это письмо вчера вечером в Плезантвилле и, боюсь, был немного вдохновлен домашним вином Хэла Дабла. Однако я перечитал его и думаю, что в целом оно останется в силе. Я серьезно отношусь к пьесам. Одна из них, я чувствую, я знаю, будет продана. Посылаю тебе это письмо из Нью-Йорка. Я приехал сегодня утром и провел весь день в музее Метрополитен. Он великолепен, чудесен, прекрасен. Три дня обошлись мне менее чем в восемь долларов, включая еду, и это в Кембридже. Так что это была неплохая поездка. Через неделю после спектакля Бейкер пригласил меня на один день в Нью-Гемпшир. За исключением этого, я весь год оставался в Кембридже. Сегодня вечером я возвращаюсь в Плезантвиль с Джорджем. Завтра – воскресенье мы проведем там, а в понедельник поедем обратно в Бостон. Посылаю это письмо специальной почтой, чтобы оно дошло быстрее.

Люблю вас всех,

Том

Приведенное ниже письмо было найдено в бумагах самого Вулфа и, очевидно, адресовано Мерлину Макф. Тейлору, который был аспирантом в Гарварде с 1921 по 1923 год и членом «Английского 47» в 1921-1922 годах. Последние два абзаца письма написаны на отдельном листе бумаги и могут быть частью письма Тейлору или частью письма кому-то другому.

Возможно, Мерлину Макф. Тейлору

[Кембридж, штат Массачусетс]

[июль, 1923?]

Мой дорогой Мерлин:

Твое письмо пришло сегодня утром, чтобы оживить мой слабый дух из-за красного ада прекрасного кембриджского дня. Я черпал силы из вестей о твоей плодотворной деятельности. Знай, что и я не бездействовал. Я исписал невероятное количество бумаги, всё лежит здесь, на полу, – но пока нет ничего, похожего на пьесу. Это не значит, что вещь [«The House» – «Дом» (позднее «Mannerhouse»)] не будет драматизирована – я думаю, что будет, – я просто атаковал большинство сочных мест и оставил в стороне конъюнктурные «если», «и», «но».

Летняя школа прибыла в вихре подъюбников и подштанников сиреневого цвета. Некоторые из прибывших имеют неплохую внешность – остальные преподают в школе. Есть несколько пожилых женщин…

Я очень много читаю. Библиотека Вайденера смялась под моим жестоким натиском. Десять, двенадцать, пятнадцать книг в день – это ничто. И время от времени я пишу. Пока тебя нет, я вижусь с немногими знакомыми. Райсбек [Кеннет Райсбек был ассистентом профессора Бейкера в «47-ой Студии» и близким другом Вулфа] бывает здесь со своей собакой – или наоборот, – но я редко его вижу. Профессор Бейкер читает рукописи в дебрях Нью-Гемпшира: остальные члены команды отсутствуют…

… Я думаю, что моя пьеса «Дом» произведет «фурор», потому что она основана на искренней вере в сущностное неравенство вещей и людей, на искренней вере в людей и хозяев, а не в людей и людей, на искренней вере в необходимость той или иной формы человеческого рабства – да, я имею это в виду – и, кроме того, она посвящена одному периоду нашей истории, который верил в эти вещи, боролся за них и был уничтожен из-за своей веры в них. Это я и