Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин

У кого что, а у меня вещмешочек, с которым я готовился уйти в партизаны. А перед этим мы ночевали в каком-то пустом помещении. Но немцы, сволочи, все-таки бомбили в эту пасхальную ночь. А действовал же комендантский час – можно ходить по городу только до десяти вечера, но в эту ночь сделали для людей исключение, а немцы бомбили, и одна бомба упала в нашем квартале. Когда этот налет случился, мы уже в скверике возле вокзала стояли. Потом быстренько в эти телячьи вагоны и уехали в сторону Кропоткина. Когда уже вечерело, оглянулись, а над городом зарево стоит… К Кропоткину подъезжаем, а там как раз налет. Кто под вагоны кинулся, кто куда. Потом паровоз свисток дал, собрались все, в общем, поехали дальше.

Только под Моздоком выгрузились и разместились в лагере. В землянках жили. Тут начали разбирать покупатели. Например, приезжают и берут кого-то в артиллерию, кого-то в зенитчики. Помню, что первыми набирали в морфлот, артиллерию, танкисты. А я всех своих ребят собрал, Витю-соседа, Генку, с которым мы потом в разных полках служили, но по радио связывались. И говорю им: «Братцы, давайте в кавалерию! Ну, мы же все-таки казаки…» А я лошадей любил страшное дело. В каникулы всегда с папой пропадал. Его возчик Петр Иванович, который нас возил на «линейке» по полям, – мой самый близкий друг. Я всегда с ним на конюшне пропадаю, чего-то помогаю. Меня же в шесть лет уже на коня посадили. Ну, ребята в основном согласились и со мной держались. И когда приезжали покупатели от артиллерии или моряки, например, мы сразу уходили в сторонку.

Но когда приехали кавалеристы, мы сразу из кустов и вылезли. И меня почему-то тут же назначили командиром отделения: «Пиши 14 человек, ты – 15-й!» Ну, и я, конечно, всех своих записал.

Прибыли мы в Ставрополь уже 1 мая. Со станции пешочком километров двадцать прошли. Думали переночевать в пригороде Татарка, но я предложил идти до конца. Ну, и двинули дальше. Пришли в 10-й запасной полк, вот там, не знаю почему, меня сразу назначили командиром отделения в телефонный взвод. А моих друзей в радиовзвод. Я чуть не плачу, тем более меня к радиоделу всегда тянуло. Да, а когда Краснодар освободили, у нас на постое стояли два младших лейтенанта из штаба 18-й армии – радисты. И когда мне пришла повестка, они мне объясняют: «Радист всегда в курсе всего». Ну, конечно, им при штабе армии хорошо, а я-то радиостанцию потом за плечами носил. Но я же худой был, так у меня спина до самого позвоночника разбита и растерта… Зимой-то получше, а летом даже чего-то подкладывал, так мучился.

В общем, получилось, что я уже хорошо освоил телефонное дело, но все-таки добился того, чтобы меня перевели в радисты. Мои ребята вечерами в классах ключами стучат, морзянку учат, а я ее еще с 7-го класса знал. Так что быстро их догнал, морзянку я хорошо отбивал. В общем, меня перевели, и на фронт я поехал с радиовзводом.

Приехали на Калининский фронт, за Москвой есть такой полустанок Ильино. Прямо в степи выгрузили, и по глубокому снегу побрели в штаб дивизии. И как сейчас помню, там я 23 февраля 1944 года выпил свои первые «наркомовские» сто граммов. А до этого я водку и не нюхал. Прибыли мы в 32-ю кавалерийскую дивизию, и нас распределили по полкам. В дивизии пять полков: 207-й танковый, 1679-й артминполк, в нем 76-мм орудия и батальные 82-мм минометы. И три кавалерийских полка: 65-й, 86-й и 121-й. В полку четыре сабельных эскадрона, пулеметный, и при штабе еще комендантский взвод, фактически отделение. Взвод разведки, взвод связи, саперный, химиков. А в дивизии еще артиллерийский дивизион, зенитный, тоже танки. У нас в танковом полку «тридцатьчетверки», а там вроде покрупнее. Знаю, что «КВ» там точно были. В итоге всех ребят разбросали кого куда, и я один попадаю в 65-й кавполк.

Но там мы, по сути, и не воевали. Вскоре нас посадили в эшелон и привезли под Ленинград. Там есть такие Пушкинские Горы. Со станции своим ходом двинулись к передовой. Наши разведчики выехали раньше, прощупали оборону, вернулись обратно. А ведь взвод связи идет за взводом разведки, так что мы уже в курсе, что идем вдоль линии фронта. А у немцев там вдоль линии фронта идут танковые полки. То есть они уже знают, что мы где-то будем прорываться.

Это услышал ездовой Арчаков. Движемся дальше, смотрим, его лошадь остановилась. Кинулись туда, а ездовой-то пропал… Туда-сюда, нигде его нет. Ну, посадили на его место кого-то из ребят, и командир взвода приказывает своему коноводу и ветинструктору: «Так, езжайте вдоль колонны по одной и другой стороне. Если где увидите следы в сторону, идите по ним!» Ну, они пошли по следам и нашли. В какой-то лесной сторожке он спрятался под кровать, а людям, которые там жили, пригрозил: «Если выдадите, перестреляю всех!» Но они все-таки показали, где он, и его вытащили.

Ну, приволокли его. А я как раз в наряде был, и командир взвода предупредил: «Если прибудут – разбуди!» Ты себе не представляешь, как он его бил. Это что-то страшное… Тот уже упал, так он сапогами, еле оттянули его. Сам учитель по специальности, но тут просто озверел. Как настоящий зверь… Но и взводного понять можно, он ведь опозорил всех. Тем более для него это уже второй эпизод. В первый раз он застрял где-то в корпусных тылах, вроде как потерялся.

Ну, приехали в этот (неразборчиво), выгрузились, там тихое место оказалось. Но пока окапывались, так до кровяных мозолей… Ведь нужно вырыть не только щель для себя, но и яму для радиостанции и лошадей… А это же зима, и первый слой только ломом. Так что накопались там хорошо…Потом судили Арчакова. Весь полк построили буквой П, вывели его и еще одного. Напротив них построились десять автоматчиков, и с автоматов их… До сих пор помню, как пули вылетали через шинель на спине…

Тут еще произошел случай, из-за которого у меня оказались напрочь испорчены отношения с нашим командиром взвода. Как-то раз поехали за зерном за 25 километров. Приезжаем туда, а там его целая гора. А лошади ведь давно зерна не видели, и я решил своих побаловать. Сам я поехал на Казбеке, и еще со мной две от нашей радиотачанки. Ну, пошел, потихоньку зачерпнул, отвел и покормил их.