Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019 - Коллектив авторов

Когда нас вызовет на суд

прокрастинатор-крот

и скажет: «Там, и сям, и тут

вы виноваты вот и вот», —

нас четвертуют и запрут,

и наши имена сотрут

и с воздусей, и с вод —

тогда на выручку придёт

из жарких нулевых широт

волшебный русский флот.

Босой ногой, как зимний дым,

ощупывая лёд,

ощерясь Пушкиным седым,

в темницу он войдёт,

и нам, за Мезенской губой

не позванным к столу,

нам с нашей чувственной губой,

раскатанной к теплу,

он протрубит: «Проснись и пой,

и пой “Прощай, Лулу!”»

То не Вертинский нам поёт —

то вертится великий Пётр,

предательский наш дух.

Он виноват, он признаёт.

Он отнесёт наш Питербурх

на юх, на юх, на юх.

Там наши почва и судьба

под тёплою волной

голы до дна, вот стыдоба,

развяжутся с войной,

и мы, как птицы кораблей,

стрекозы субмарин,

наевшись соли и соплей,

над миром воспарим.

Из неоконченных книг…

Иван Пулькин (1903–1941)

Стихотворения

Иван Иванович Пулькин (1903–1941) начинал как комсомольский поэт, в конце 1920-х участвовал в «Союзе приблизительно равных» (или ЭСПЕРО; И. Аксенов, Г. Оболдуев и др.), в 1934–1936 находился в заключении в Западной Сибири, с 1939 работал библиографом в ИФЛИ; в конце 1941 рядовой Пулькин, находясь на фронте, пропал без вести под Москвой.

Публикацию подготовил Иван Ахметьев, составитель первой книги этого замечательного автора (Иван Пулькин. Лирика и эпос. М.: Виртуальная галерея, 2018).

«Эввое…»

Эввое!

Рощи, где прозрачная высота сосен низводит понятье небес до

обычной истины среднего порядка,

Болота, осушенные жаркими присосками дренажей и каналов,

Выкорчеванные при помощи динамита, ваги, топора и лопаты

пространства,

Тяжелые, словно вылитые из чугуна, пласты: чернозема, глины,

супеси, подзолков, песчаников и суглинков, перевернутые

блистательными отвалами плугов всех систем,

Хомуты, словно пригнанные по мерке, плавно и наглухо

облегающие благородные шеи лошадей,

Оленьи рога, показывающие ежегодно максимально возможный

рост,

Крутой взмыв аэропланов, дающий возможность одним взглядом

окинуть всю землю и почувствовать ее благородную

тяжесть,

Миллионы распаханных и забороненных подготовленных под посев

десятин,

Пароходы, крутым волнорезом вспахивающие пространства морей,

Мосты, перегнувшиеся через реки, проливы и пропасти,

ВАШЕ ЗДОРОВЬЕ!

«Слушай-ка, ты, – девочка, мне хочется тебе сказать…»

Слушай-ка, ты, – девочка, мне хочется тебе сказать,

Именно тебе, у которой глаза

Нарастёжь: Знаешь ли ты,

Как приятно прочно стоять на земле,

Крепко покоясь на четырех ногах,

Переступать ими – расчетливо, не наугад,

Как по палубе, по плавно плывущей земле?

А знаешь, здорово было бы, еще вернее,

Прочнее, опираясь о всемирное дно —

О спину кита, стоять с тобой рядом.

1928–1929

Георгию Николаевичу Оболдуеву

Выпьем на ты,

Дорогой мой!..

…А кстати о том,

Что о прошлом годе

Волжские плоты

Встали поперек горла

Кормилицы Волги,

Вроде, как поцелуй кулугурки,

С подтасовкой сладчайшего отдыха

На сеновале…

Покрытые зеленой буркой,

Жигули спали.

Самарская лука

Выгибалась державинской одой…

В заречье росчерком каблука

Очерчивался танец,

Тот самый, что любят наигрывать пастухи…

Вечер был удивительно сухим, —

Как нынче, – и пиши – не больше!

И, так: В память бревен

Связанных в ксилофоны попарно,

– За твое здоровье,

За правый берег, обрывающийся с высоты

Ста метров,

За желтую, что коньяк, воду,

За крутолобый ветер, —

На ты!

II

Друг, накрепко, как заклиненный,

С моих гор до тебя высоко,

Даже по прямой линии,

Из окна в окно —

Верст сто с гаком!

Уходишь в лакированную ночь

Рояля, в густую прозрачность Баха,

В плавную глубину певучих тонов,

Полных, как вдох и выдох,

Прощупывая твердое дно

Процеженного сквозь а-моль вида…

Недосягаемая спешка жизни.

Взгляд во весь небосклон.

Во всю грудь вольное дыханье…

Поглядываешь с усмешкой

На быстрый бег облаков:

Перегоню, детки!

На тонкие, что взгляд, небеса:

Зарисую!

Лес:

Воспою!

Нет преград вольному перу

И точному зренью!

Более плавно, чем Фридеман Бах,

Развертывается канцона дружбы

Меж нами —

Шестнадцатимиллиметровым проводом от столба

до столба

Бежит электронное пламя!..

Держись! Я и мое плечо —

Устойчивые контрфорсы, —

Опирайся, как о собственные!

Течет!

В заключенье вычекань

Песней на золоте —

Наш мир, наша молодость!

Чур поровну!

III

Крупные капли акаций

Льются по горлу живой прохладой.

Готическое перекрытье лип…

С ближайшей оказией

Вышли Баха,

В твоей, дорогой, транскрипции.

Позавчера, – небеса текли

Плавно. Роса, смешанная с лавандой,

Смежала мои ресницы,

Я плавал в обилии

Полифонической тишины

Один – ни друзей, ни жены!

По нежно выстланной еловой хвоей траве

Катилось уверенное бытие

Неповторимой фуги…

Как жаль, что уже пропет

Последний аккорд, —

Дослушиваю отголоски

Лакированной вьюги…

Еле слышно поет

Мельничная плотина —

Платиновые лады Ламы

Бегущие вдоль плавных

Яропольского парка: картинно

Подстриженного кустарника,

Ясеневых куртин,

Осеняемых грустью

Твоего, дорогой, отсутствия!..

1928–1929

Москва, X

Кипенье кирпича,

Железо балок,

Доски.

Равномерно поговаривает бетономешалка

Густым басом,

Будто в стихах Маяковский…

А жалко!..

Товарищ,

ты снова