Две Ольги Чеховы. Две судьбы. Книга 1. Ольга Леонардовна - Татьяна Васильевна Бронзова

же, а ты будешь сидеть в зале и работать прямо по ходу репетиции. Необходимо более емко раскрыть образы, а то у тебя кое-где проскальзывают лишь намеки на них, а актеры это очень чутко ощущают.

И репетиции начались. Антон Павлович сидел на каждой из них, у актеров и у него самого рождались новые реплики, он менял местами фразы у Тузенбаха и Вершинина, сокращал монологи Андрея… Пьеса стала оживать на глазах.

Но в начале декабря погода в Москве резко ухудшилась, а вместе с погодой резко ухудшилось и самочувствие писателя. Появились кашель, частые головные боли. Пора было уезжать туда, где тепло! Получив аванс в 10 тысяч рублей от издателя Маркса за предстоящий выпуск своего собрания сочинений и так и не успев внести все изменения в пьесу, Чехов собрался в Ниццу.

– Милый, милый мой! Солнышко мое! Опять расставаться. Это ужасно! Берем мы с тобой счастье урывочками, по кусочкам. Прямо как моя Маша с Вершининым в твоей пьесе. Когда мы уже навсегда будем вместе? – сетовала Ольга, лежа рядом с ним на гостиничной койке.

Чехов не ответил на столь прямой вопрос. Наступила мучительная пауза.

– В Ницце сейчас плюс пятнадцать. Просто нереально! – вдруг сказал он. – Завтра на вокзале Маша заберет у меня шубу, и я поеду дальше в демисезонном пальто. В Вене, правда, будет пересадка, но мне сказали, что там сейчас тоже тепло.

– Ты только шарфом шею хорошенько укутывай и кофту теплую, что я тебе купила, обязательно с собой возьми, – сказала Ольга, поняв, что не надо было ни о чем таком его спрашивать. Рано. Пока рано.

– Хорошо, собака. Буду и шею укутывать, и кофту твою носить, – благодарно взглянул на нее писатель.

– И с женщинами поменьше там флиртуй, – перешла на шутливый и веселый тон Ольга. – Представляю, как в этом Русском доме, где ты остановишься, все дамы за тобой охотиться будут! Такой знаменитый, обаятельный, да еще и неженатый красавец!

– Но как же, собачка, мне с ними не пофлиртовать? Среди них наверняка будут красоточки! – засмеялся Чехов.

– Ах ты ловелас несчастный, – «прорычала» Ольга и, наклонившись над ним, стала нежно целовать его лоб, глаза, губы… – Твоя собачка будет очень, очень без тебя скучать, – прошептала она…

Одиннадцатого декабря Антон Павлович Чехов покинул Москву, прихватив с собой третье и четвертое действия пьесы, чтобы дорабатывать их уже в Ницце и высылать почтой в театр.

⁂

Погода в Средиземноморье стояла райская. Писатель гулял по набережной в одном твидовом костюме, любовался буйно цветущими кустами и высокими пальмами и писал друзьям в своей шутливой манере: «…культура тут прет из каждого магазинного окошка, из каждого лукошка, даже от каждой собаки пахнет цивилизацией».

А труппа Художественного театра между тем готовилась к премьере. И чем больше актеры входили в роли, тем больше и больше они влюблялись в эту удивительную пьесу. Ольга боготворила свой новый образ. Еще бы, ведь она знала, что он написан специально для нее! Роль же младшей сестры Ирины репетировала Андреева.

– Неужели другой актрисы не нашлось? – недовольно поморщилась Ольга, как только узнала распределение.

– Эта роль ей подходит. И вообще, Ольга Леонардовна, все личные неприязни я прошу оставлять на вешалке, – твердо заявил ей Немирович, перейдя вдруг на официальный тон.

Ольга прислушалась, смирилась и успокоилась. «Наверно, опять Морозов настоял, – подумала она. – Хотя репетирует она совсем даже неплохо. Действительно, роль ей подходит». На ее счастье, она не знала, что Чехов сразу писал роль Ирины на Андрееву, о чем, собственно, и сообщил Немировичу в приватной беседе. Так что даже если бы режиссер и захотел, он уже не имел никакого права передавать этот образ другой актрисе. Да Немирович и не хотел этого.

Вскоре на репетициях появился полковник Виктор Александрович Петров. Чехов порекомендовал его в качестве консультанта по военному этикету, и Станиславский с Немировичем согласились. Ведь почти все герои пьесы – военные, а потому очень важно, чтобы актеры знали, как надо носить форму, как правильно отдавать честь в соответствии со званиями, но полковник Петров так увлекся процессом, что очень скоро начал делать и другие замечания.

– Слишком много вы веселитесь, – заявил он исполнителям ролей Федотика и Родэ во время репетиции первого действия. – Военные люди ведут себя скромнее. Достойнее.

– Они сейчас не на службе, – осадил его Станиславский. – Они в гостях, на именинах, молоды и могут веселиться как их душе угодно. И впредь в поведение актеров на сцене, кроме правильности ношения формы, прошу вас не вмешиваться.

Петров обиделся и написал Чехову письмо, в котором пожаловался на Станиславского: «…он играет Вершинина безнравственным человеком и совращает с пути истинного чужую жену! Это недостойно звания русского офицера…» Письмо позабавило Чехова. Надо же! Полковник защищал нравственность и честь военного мундира! И перед кем? Перед автором! «Уж не желает ли господин полковник, чтобы я переписал пьесу?» – посмеивался писатель.

⁂

Премьера состоялась 31 января, опять без автора, но с еще большим успехом, чем все предыдущие пьесы. Ведь это была совсем новая, нигде еще не идущая вещь, и, придя в театр, зрители даже не догадывались о том, что увидят на сцене. А увидели они, как им всем казалось, непридуманную жизнь трех умных, образованных сестер, вынужденных, по воле судьбы, жить в захолустном сибирском городе. В сцене прощания Маши с Вершининым в зале плакали не только женщины, но и мужчины. Публика была настолько захвачена происходящим, что занавес опустился в полной тишине. Только потом все поняли, что это конец, и раздался такой шквал аплодисментов и криков «браво», что кому-то даже показалось, что люстра закачалась. Многие потом ходили на спектакль снова и снова, говоря, что идут в гости к сестрам Прозоровым, создавая при этом невиданный ажиотаж около театра, так как все билеты давно уже были проданы.

«…По всей Москве только и разговору, что о „Трех сестрах“, – писала Ольга Чехову. – Одним словом, успех… Про твою собаку написали в „Новом времени“, что госпожа Книппер особо выделяется из общего превосходного ансамбля. Славно? Меня хвалят…»

Все друзья писали Чехову в Ниццу о триумфе «Трех сестер», поздравляли и при этом в один голос превозносили Ольгу Книппер в роли Маши.

«…Дуся моя!.. Не забывай. Тебя никто не любит так, как я…» – даже написал своей собаке автор, ревнуя ее то ли в шутку, то ли всерьез.

Никогда ни один театр еще не поднимался до такой высоты, на которой оказался Художественный после этой премьеры.

– После представления «Трех сестер» хочется жить, работать, хотя пьеса полна печали и тоски, –