Моя Америка - Шерман Адамс

Я попросил разрешения позвонить своему командиру и спросил его, не может ли он устроить мне адвоката из Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения (НАСПЦН). После этого двое тюремщиков заперли меня в камеру, где не было ни подушек, ни простыней, ни одеял.

На четвертый день меня посетил адвокат Фрэнсис Е. Уильямс из отделения НАСПЦН в Хьюстоне. Он родился в Техасе и был таким же черным, как я.

—      Адамс, — обратился он ко мне, — железная дорога не имеет права привлекать тебя к ответственности. Она, наоборот, должна уважать твои человеческие права. Но здесь Юг, и поэтому ты должен быть готов к тому, чтобы познакомиться с особым законодательством южных штатов. Но главное, не бойся, смотри им прямо в глаза и смело отвечай, когда тебя будут спрашивать.

Спустя 10 минут за мной пришли тюремщики и отвели меня в мрачный зал, где собрались члены суда.

Позднее я узнал, что судья и адвокаты железной дороги решили не придавать широкой гласности процессу и поэтому разбирательство затеяли не в зале суда, а сделали закрытым. Они не хотели, чтобы черное население Юга узнало, что их соплеменник выступил против порядков, которые держат их угнетенными с 1619 года, когда первое судно с рабами пересекло Атлантический океан.

Правосудие было скорым. Меня признали виновным и приговорили к 100 долларам штрафа и оплате судебных издержек. Я сразу же обжаловал решение через адвоката Уильямса. Судья в ожидании рассмотрения моего заявления условно освободил меня. Двое полицейских отвезли меня обратно на базу «Эллингтон», сняли с меня наручники и втолкнули в камеру-одиночку. Позднее я получил на подносе еду — первую за всю неделю.

Почти весь следующий день мы были в дороге и только к вечеру приехали в Бей-Сити. Полицейский посадил меня в тот же самый поезд, в котором я ехал прошлый раз, и проследил, чтобы я находился среди негров. Когда поезд прибыл на станцию, он отвел меня в отделение для негров и предупредил, чтобы я не пытался разыгрывать из себя героя. Затем он вышел из поезда.

Поезд отошел от станции, а я взял свою сумку, перешел в часть вагона, отведенную для белых, и сел на то же самое место, что прошлый раз. Подошел кондуктор и осветил меня лампой. «Господи, — думал я про себя, — надеюсь, все не повторится сначала». Я готов был вновь отбиваться, не соглашаясь на сегрегацию. Кондуктор взял мой билет, пробубнил что- то вроде «опять этот дьявольский негр» и прошел дальше.

Рано утром я был на месте.

Как только я прибыл на базу, вновь начался цирк. Белый сержант обозвал меня бузотером и глупцом, который пытается изменить расовые законы Юга. Он запретил мне в течение двадцати одного дня покидать казарму и обязал прослушать три дополнительных курса о ведении психологической войны.

Запрет покидать казарму я еще мог выдержать, хотя это и было нудно. Но после того, как я подвергся наказанию за проезд на местах, предназначенных для белых, у меня не было никакого желания слушать лекции о том, как Америка спасла демократию для мира. После того, что произошло со мной в душной судебной комнате в Бей-Сити, мне не очень хотелось посещать лекции, на которых утверждалось, что коммунизм опасен для американской демократии и что черные должны бороться против него. Когда офицеры начинали орать в микрофон о демократии и свободе, мне хотелось просто встать и уйти из помещения. Но курсы антикоммунизма были обязательными, и прогул мог повлечь за собой военный трибунал.

Перед тем как предстать перед судом в Бей-Сити, я был известен как «свихнувшийся негр», который пьет из фонтанчиков, предназначенных для белых, и ходит в туалеты для белых. Теперь так поступают уже многие черные и чиканос. А я стал известен как человек, который отстаивает свои взгляды и борется за свои права. Я предложил, чтобы мы, выходя в город, одевали нашу красивую летную форму со всеми медалями, посещали самые шикарные рестораны и требовали, чтобы нас обслуживали. Это было наше право, право человека. А нам возражали те самые белые офицеры, которые рассуждали о свободе в стране со специальными фонтанчиками для белых. К сожалению, в последнюю минуту мы пугались и давали задний ход.

Из-за мерзкой сегрегации, существующей в городе, черные большую часть свободного времени предпочитали оставаться на базе. Но однажды в жаркий воскресный день я и несколько других черных отправились в старинный городишко Меркури. Мы проезжали мимо казармы, над которой реял омерзительный флаг южных штатов. Как только мы заметили ненавистный символ войны за сохранение рабства, вопрос состоял только в том, кто быстрее сорвет его. Я сидел на заднем сиденье, а рядом со мной — парень, которого звали Маленький Фуджи, чемпион штата Индиана по боксу в полусреднем весе.

Вдруг парень из Теннесси закричал: «Сорви этот дьявольский флаг!» — и я как пуля выскочил из машины и побежал по травянистому склону. Мне хватило нескольких секунд, чтобы сорвать флаг и начать рвать его на мелкие кусочки.

Вдруг я услышал крики и топот бегущих ног.

—      Какой-то чертов ниггер рвет наш флаг! За ним, ребята!

Я побежал, но большой сильный парень набросился на меня и повалил на землю. Мы катались по земле и боролись за флаг. Он кричал:

—      Отдай флаг, отдай флаг!

—      В аду, — шипел я.

Мне удалось вырваться и побежать к машине с флагом, а белый парень следовал за мной по пятам. Вилли, управлявший машиной, открыл дверцу и ждал, когда можно будет рвануть с места. Я бросил флаг в машину, и он тотчас был разорван на куски черными руками.

Я очутился на заднем сиденье вместе с разгневанным солдатом. Он продолжал орать о том, что хочет получить назад свой флаг. Вилли поддал газу, а южанин собирал лоскутки дорогого ему флага, за который в гражданскую войну погибло свыше ста тысяч несчастных белых.

На следующий день сержант поднял меня в пять утра, направив луч карманного фонаря мне прямо в глаза.

—      Поднимайся, Адамс! Можешь начинать упаковывать свои вещички. Пойдешь в кутузку и будешь ожидать там военного трибунала.

Ровно в 9 я предстал перед капитаном Уоллесом. Он сидел за письменным столом с огромным красным сводом законов, который держал перед собой, словно Библию.

—      Адамс, ты обвиняешься в том, что уничтожил не принадлежавшую тебе собственность, надругавшись над ней. Можешь что-нибудь сказать в свою защиту?

—      Да, сэр! Я сорвал этот флаг, поскольку он символизирует и оправдывает рабство моих предков.

Я заикался так, что капитан