Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников - Евгений Святославович Тугаринов

– Вот именно про доху мы и не подумали. И он в своей курточке в этих санях пока доехал до нас, так замерз, как говорят, продрог до костей. Но когда он приехал к нам в приход, мы истопили баню и сразу же его повели туда отогреваться. И потом сели за стол, а поскольку алкоголь в Ивановской области был тогда по талонам, у нас был только самогончик. На столе стояли пироги, самогон, и совершенно обалдевший Филипп пытался поддерживать разговор в такой английской манере, очень вежливо, деликатно. Я запомнил этот разговор. Когда он вышел из бани, мы сели за стол, мой помощник налил Филиппу этот самогон, а это был хороший самогон – градусов семьдесят, и Филипп спросил: «Это что, водка?» Мы говорим: «Нет, это самогон». Филипп не знал этого слова и спрашивает: «Что это?» Почему-то русские думают, что если сказать то же самое громко и медленно, то будет понятно. Мой помощник дважды повторил ему, чуть ли не криком: «Са-мо-гон!» Но Филипп сказал: «Я не понимаю». И тогда он не нашел ничего лучшего, чем зажечь спичку и сунуть ее в самогон. Нет, сначала мы его выпили, а потом Филипп снова спросил: «Что это?» И тогда мой помощник снова сказал: «Это самогон» – и бросил спичку в стопочку, где оставалось чуть-чуть самогона, и он вспыхнул. И Филипп грустно посмотрел на него и сказал: «О, ну тогда я, наверное, сейчас умру». А потом, видимо, самогон согрел, у него наступил инсайт, и он сказал: «О, я понял, что такое Россия!» Все за столом замерли, охваченные глубиной его инсайта, и спросили: «Что?» И Филипп, помолчав секунду, сказал: «О, Россия – это или очень холодно, или очень жарко! А нормально не бывает!» И вот прошло почти двадцать пять лет, но, когда меня спрашивают, что такое Россия, я вспоминаю Филиппа и говорю, что Россия – это когда очень холодно или очень жарко, а нормально не бывает.

Но тем не менее он тогда сделал мне приглашение, а это тоже было важно, потому что именно благодаря ему сначала моя двоюродная сестра оказалась в Англии и увидела монастырь Святого Иоанна Крестителя и старца Софрония, потом моя крестная поехала сюда. И таким образом, я уже был третьим человеком из своей семьи, который отправился за море в неведомую страну в поисках духовной мудрости. Что же я сказал себе? Я удивляюсь, насколько резонируют те вещи, которые я храню в своей душе уже двадцать пять лет, и те вещи, о которых вы спросили меня. Вы спросили меня о том, а что, собственно, заставило меня приехать? Так вот, когда я увидел, что есть старец, с которым советуются старцы, я сказал себе: «Боже мой, когда эти люди уйдут, то уже ничто и никто на земле не сможет передать этот опыт. Нужно делать это сейчас, нужно ехать сейчас, нужно бросать все и ехать». И это решение пришло просто в одночасье. И я понял, что я поеду обязательно, если только какие-то стихийные бедствия меня не остановят.

Архимандрит Софроний (Сахаров)

Но во-первых, нужно приглашение – это же капиталистическая держава, нужен же паспорт какой-то, нужно же визу получить, билет купить, надо туда доехать, это же надо там с кем-то разговаривать. А мой школьный английский мне в этом не помощник, и, в общем, была тысяча, тысяча, тысяча «но», но они все становились маленькими, когда вопрос вставал о духовной пользе. С тех пор в принятии решений я использую этот критерий душеполезности или недушеполезности. Если это душеполезно, то надо делать. Если недушеполезно, то зачем? Я понял, что это необходимо. И я понял еще одну вещь. Я понял, что было бы наивно и глупо рассчитывать на то, что я что-то там пойму или что-то постигну в общении с такими людьми. Сейчас я рассказываю о поездке в Эссекс, но это предыстория встречи с владыкой Антонием. Я сказал себе: «Да, я, конечно, ничего не пойму, но я хотя бы увижу, и это станет моим опытом. Я смогу сказать, что да, я видел своими глазами, я слышал своими ушами. Ладно, что не понял, ладно, что ничего не сделал, но я видел и слышал, и это факт моей жизни, моей внутренней жизни. Не моей фантазии, не мое соприкосновение на уровне рассудка с книгой, которую написал этот человек, не мои фантазии о нем, а мой живой разговор. Это цвет, запах, это те минуты или те часы, которые удалось провести вместе». И поэтому я решил поехать.

Я не случайно перечисляю все эти подробности. Можете себе представить, сколько человеку из ивановской деревни нужно было употребить сил, чтобы получить все эти документы, которые можно было оформить только в Москве. Но наконец поездка назначается на конец августа, потому что, как вы знаете, в монастыре Эссекс до Успенского поста не принимают. Я в августе отправляюсь в Москву для того, чтобы получить свою визу, а в это время радио перестает работать, аэропорты закрываются. Получаю свои документы, но по радио вновь и вновь звучит «Лебединое озеро». И думаю: «Ну вот, видимо, нет воли Божией». Но был один знак, интересный очень знак, который мне оставлял все-таки надежду. В очереди в английское посольство в Москве я стоял достаточно долго, и я был в духовной одежде. И когда я уже выходил, получив свою визу, один негр вышел из очереди, увидел меня, подошел ко мне и спросил: «А ты священник?» Я сказал: «Да». Он говорит: «Крест освятить можешь?» И снимает с себя крест, величиной со священнический, с камушками какими-то. Я, шокированный тем, что это было так неожиданно, в таком месте, в такое время, тут же прочитал молитву, достал святую воду, окропил его крест. Было такое изумление, и очередь безмолвствовала, все смотрели на нас, потому что все произошло очень быстро. И вот это знамение креста дало мне надежду. И действительно, когда наступил момент вылета, все открылось, я улетел и прилетел сюда, в Лондон. Здесь меня встретили, но у меня было две цели. Первая цель – увидеть старца Софрония и поговорить с ним. Вторая цель – я решил во что бы то ни стало добраться до Лондона и увидеть владыку Антония. Бог судил мне исполнить обе мои цели, Бог мне благоволил, и это удалось. Когда я собрался ехать в Лондон, меня спросили в монастыре, а как