Святые русской Фиваиды - Максим Александрович Гуреев

разорен – по одной версии, бандой казанских татар и вятчан, по другой – местными жителями, – а преподобные Григорий и Кассиан будут убиты (Стефана Махрищского к тому времени отзовет в Москву Великий князь Димитрий Иванович Донской).

Читаем во второй редакции «Слова о явлении мощей Григория и Кассиана на Авнезе и воспоминаний о чудесах их», написанном игуменом Иоасафом Даниловским: «Благочестием и учением здешняя страна не просвещена, а злобою и завистью, и прелестию помрачена: по попущению Божию, коварный супостат диавол, всех душ человеческих губитель, тогда самовластным живущим, малознающим, не боящимся Бога, вложи злую мысль, чтобы их (преподобных) имения раграбить и телеса убить и огнем сожещи. Омрачишася пианством и несытством, и завистью и вскоре тии убиение священномученикам Григорию (38 лет. – М. Г.) с Кассианом (43 года. – М. Г.) учиниша и огню предаша. И нигде огнь чистительный тел их не язвил, но по пятидесяти летех и более на том месте многие чудеса являхуся. А по убиении их в том монастыре вселишися татие, и разбойники, и душегубцы, яко те угодники показуще исперва под видом лицемерства лукавое монашеское житие, а всем злям делам совершатилие: Васька Тяжолов-Каин, Конелов Ванька, Чурчин баболов и многие злые дела и пакости деяху, грабяху насильно, убиваху и баб уводяху любодействовати. И по многом том любодействе и убийстве собрашася тутошних житель многолюдство, чтобы их за то злое убити, и они познаша сие, и все монастырское строение зажгоша, и сами бежаща, и гнашася до места многонародным собранием, где им прежде пристанище – до сельца Росцына. Из того сельца видят множество народа спомоществует тех убийц ко убиению и потребися память тех злотворцев с шумом».

Как показывают события конца 60-х годов XIV века, Димитрия и Пахомия Авнежская пустыня встретила тоже не вполне ласково. Узнав о том, что на берегу реки Лежи возник храм, к которому стали притекать многие богомольцы из Переславля и Вологды, местные жители «стали роптать, сердиться, и наконец, собравшись толпою, пришли к преподобному с грубостью и угрозами требуя, чтобы он оставил их сторону и шел в другое место. “Отче, неугодно есть нам твое здесь пребывание”, – говорили они. Требование невежд было неожиданно и прискорбно для преподобного» («Житие преподобного Димитрия Прилуцкого, Вологодского чудотворца»).

Попытка вразумить аборигенов и объяснить им, что он не претендует на авнежские земли, не намерен устраивать здесь монастырь и будет только рад, если местные жители примут участие в богослужениях, ни к чему не привела – запугивания продолжались.

Архимандрит Иоанн (Верюжский) пишет: «Привыкши всегда сообразовать свою жизнь с волею Божиею и во всем случающемся с ним видеть указание Промысла, пр. Димитрий из несправедливого и грубого требования авнежцев заключил, что избранное им место и род жизни неугодны Господу; поэтому он немедленно оставил свое пустынное жилище, не только не оскорбившись незаслуженною враждою и ненавистью крестьян, но еще весьма довольный тем, что ему удалось построить храм там, где он был крайне нужен, так как в стране той было тогда еще очень мало церквей, отчего и народ был крайне груб и невежествен».

Интересно заметить, что после ухода преподобного Димитрия Воскресенская церковь сохранилась, и службы в ней продолжились. Значит, не «при дороге» и не «на места каменистые» (Мф. 13: 1–8) упали зерна премудрости. В Сотной грамоте от 1543 года можно обнаружить такие слова: «В Авнеге ж на устье р. Великой, что пала в Лежу р., монастырек Дмитрия Прилуцкого займище, а в нем церковь Воскресение, а у ней игумен да 3 старца». В XVIII веке «монастырек» был, соответственно, упразднен, но на месте деревянной церкви построили каменную сельскую церковь, руины которой дошли до наших дней (село Воскресенское Грязовецкого района Вологодской области).

В 1371 году Димитрий и Пахомий пришли в Вологду. Весть о том, что на «левом берегу реки Вологды… на излучине («на Прилуце». – М. Г.) к северо-западу» началось возведение Спасского монастыря, довольно быстро распространилась по городу. После печальных событий, имевших место произойти в Авнежской волости, преподобный с удивлением и радостью наблюдал за тем, с каким энтузиазмом и усердием вологжане откликнулись на его начинание. Летописец с восторгом сообщал: «Бысть тогда видети дивно и радости исполнено во граде и по селом во всех людех. Вси малии и велицыи, богатеи и убозии, друг друга предваряюще, течаху, яко некий бисер бесценный купити, благословение от святого приятии и своя имения тому вручити, кийждо по силе своей, ин деньги, ин древеса, ов же другая потребная церкви и монастырю».

Что же было причиной этой чудесной метаморфозы? В 1368 году великий князь Дмитрий Иванович Донской, восприемником чьих детей был преподобный Димитрий, захватывает Вологду. На фоне этих событий строительство Спасо-Прилуцкого монастыря стало не только духовным, но и военно-политическим мероприятием, потому как обитель отныне рассматривалась как форпост Москвы в ее борьбе с Новгородом за Русский Север. Наконец, духовные традиции Вологды, начиная с Герасима Вологодского, не могли не оказать благотворного влияния на нравы горожан, для которых участие в церковной жизни города было, скорее, правилом, нежели исключением из него. Таким образом, преподобный Димитрий Прилуцкий становится невольным участником большой политической игры великого князя – игры, которая закончится в 1397 году уже при его сыне Василии I, когда Вологда фактически отойдет к Московскому княжеству.

На примере тех рассудительности и благоразумия, с которыми преподобный не стал вступать в спор с «невежественными и грубыми жителям Авнеги», мы можем говорить о выдающемся его навыке различать помыслы, об умении господствовать над яростным началом души. То есть достигать душевной пользы смиряясь, а не бунтуя, противополагая кротость раздражению.

В своем сочинении «О помыслах» византийский философ Евагрий Понтийский (346–399) пишет: «Наше яростное начало, когда оно движется вопреки естеству, весьма способствует достижению бесами своей цели и бывает очень полезно для всякого злохудожества их. Поэтому никто из бесов не отказывается от того, чтобы ночью и днем приводить в смятение это начало. Однако, когда видят его скованным кротостью, тогда стараются под какими-либо предлогами освободить его, дабы оно, став более стремительным, могло сделаться пригодным для их зверских помыслов». Итак, стремительность следует рассматривать как синоним мятежа, а в мятеже неизбежно таится причина гордыни и самоуверенности.

Конечно, со временем Димитрий Прилуцкий начинает понимать причину благорасположения к себе и власти, и горожан, но, почитая мудрость за благо, а смиренномудрие за бдительность, он «отделяет добрые зерна от плевел» и всё «оставляет до жатвы» (Мф.13: 24–30). Этот навык преподобный, безусловно, унаследовал от преподобного Сергия, извлек из памятования об их «назидательных разговорах».

Разные источники называют разные даты основания Спасо-Прилуцкого Вологодского монастыря – 1371, 1378, 1382 годы. Но в любом случае речь идет о древнейшем континентальном (не островном) монастыре Русской Фиваиды, сохранившемся до сих пор (Спасо-Нуромский монастырь – 1387 год, Кириллов Белозерский монастырь – 1397 год).

В историю Русской