Дом моей матери. Шокирующая история идеальной семьи - Шари Франке

голове, пока она переваривает тот факт, что старшая дочь не послушалась ее. Ошибка 404, послушная дочь не найдена.

– Прости, мам, но до Джоди ехать четыре часа, а у меня на эти выходные куча домашних заданий.

Пауза: Руби решала, насколько сильно ей стоит разозлиться.

– Твои братья и сестры будут разочарованы, – сказала она наконец. Я обратила внимание, что себя она в число разочарованных не включила. Но мне было все равно: честно говоря, я предпочла бы провести День благодарения, в одиночку хлебая из миски китайскую лапшу.

В конце концов я поехала к родителям Кевина, в Огден, и смотрела по телеку «Шоу Энди Гриффитса», поедая магазинные угощения и готовые мак-энд-чиз – макаронно-сырное блюдо.

Я как раз доканчивала ужин, когда мой взгляд упал на дверь, ведущую в подвал.

– Дедушка, – сказала я, отставляя тарелку, – а можно мне посмотреть старые фотографии? Те, что ты держишь в подвале?

Его лицо осветилось.

– Ну конечно, Шари! Сейчас я их принесу.

Он встал, и бабушка предупредила:

– Только не задерживайся внизу, пирог уже в микроволновке.

Дедушка принес наверх фотоальбом, положил его на журнальный столик и жестом показал мне сесть ближе. Он открыл первую страницу, и на меня уставился пристальным взором мужчина с пронзительными глазами.

– Кто это? – спросила я, слегка смущенная настойчивым взглядом парня с фото.

– Твой прапрадед, – с гордостью ответил дедушка. – Сирота, в 18 лет эмигрировал из Германии. Это было незадолго до прихода нацистов. Приплыл в Нью-Йорк со своей сестрой и сразу же поехал в Солт-Лейк-Сити, чтобы найти себе жену и осесть. Он первым в нашей семье крестился в мормонскую церковь.

Я наклонилась над альбомом, чтобы рассмотреть фото.

– Почему он не улыбается?

Дедушка поцокал языком.

– Тогда никто на фотографиях не улыбался. Слишком большое время выдержки.

Он поглядел на меня, и его лицо смягчилось.

– Шари, почему ты не захотела в этом году праздновать День благодарения с семьей?

Я закусила губу, тщательно обдумывая ответ.

– Потому что хотела побыть с вами, деда.

Он нахмурил брови.

– Шари, у вас дома все в порядке? Правда?

– Да, деда. Все хорошо. Честно, – солгала я. – Просто… Мы в последнее время реже с вами видимся. Вот и все.

Дедушка вгляделся мне в лицо, и я задержала дыхание, боясь, что он распознает обман. В конце концов он кивнул, очевидно, удовлетворенный моим объяснением.

– Мы всегда рады тебя видеть, милая, – сказал он, хлопая меня по руке. – Когда бы тебе ни захотелось приехать, наши двери открыты.

Я сглотнула в попытке подавить внезапное желание заплакать.

– Спасибо, деда. Это много для меня значит.

Часть меня хотела, чтобы я набралась мужества и сказала ему правду. Но пока что я еще могла делать вид, что все нормально, что я просто соскучилась и хотела побыть с бабушкой и дедом на День благодарения.

И была за это искренне благодарна.

Глава 29

Рождественский ад

Дня благодарения с Руби и Джоди мне удалось избежать, но надвигалось Рождество, а это означало две недели спать на диване, пока мама с Джоди хихикают как школьницы, фотографируются в одинаковых рождественских свитерах и записывают полные нетерпимости видео для «СоЕдинения» у меня в спальне на фоне раскрашенной стены, время от времени отлучаясь в «Дэйри Куин»[12].

В день окончания занятий я приехала домой; Чед встретил меня у дверей сочувственным взглядом и вздохом.

– Привет, сестренка! Добро пожаловать!

Атмосфера в доме была, – если такое вообще возможно, – еще более странной, чем я помнила.

Мой отверженный отец теперь один ночевал в супружеской спальне, а Руби переехала к Джоди, в мою комнату.

Сама Руби, в радостном предвкушении Рождества, крепко обняла меня и стала щебетать, как счастлива видеть старшую дочь дома. Она настаивала на том, что мы сегодня же должны поехать с Джоди и двумя моими сестрами постарше на ужин – устроить девичий выход в свет.

– Джоди хочет сблизиться с тобой, – сказала Руби с улыбкой, от которой я едва не поежилась.

– Хорошо, – согласилась я. – Во сколько выходим?

– Давайте в семь часов. Ты согласна?

Пошел восьмой час, но ни Руби, ни Джоди не появлялись, – я слышала, как они хохочут у меня в спальне. Я умирала от голода; решив, что наши планы отменяются, я приготовила спагетти для себя и других детей и плюхнулась на диван смотреть «Орден Феникса».

Около восьми Руби и Джоди, обе нарядные, спустились вниз.

– Ну что, девочки, мы готовы ехать! – объявила Руби.

– Мы уже поели, – сказала я с дивана, не отрывая глаз от битвы волшебников на экране.

– Извини? Ты же согласилась, что мы сегодня пойдем ужинать вместе! – гневно воскликнула Руби.

Я посмотрела на нее.

– Мам, разве пунктуальность – не один из главных принципов жизни по Правде? – спросила я холодно.

Микрофон падает.

– Шари, если бы ты была внимательнее на ваших сессиях с Джоди, то знала бы, что другой важный принцип – быть гибкой в отношениях!

– Именно поэтому я приготовила ужин сама. Проявила гибкость.

Я видела, как потрясена моя мать: кто-то осмеливался перечить ей, да еще на глазах у Джоди!

– Бедный твой будущий муж, Шари! Мне очень его жаль. Удачи тебе в поисках мужчины, который захочет такую эгоистичную жену, как ты.

Уже в который раз она использовала мой воображаемый эгоизм как оружие! Любой отказ, любое проявление индивидуальности, любая попытка бунта – и она отвечала своим обычным рефреном: какой мужчина захочет жениться на тебе?

Я покосилась на отца, который брел мимо, бормоча себе под нос что-то про искрящую розетку. Можно подумать, Руби, брак которой рассыпается на глазах, что-то смыслит в семейном благополучии! Я знала, что ее угрозы, будто я останусь старой девой, – всего лишь отравленные стрелы, пущенные, чтобы уничтожить мое ощущение самоценности, удержать меня в подчинении. Меня они больше не задевали.

Руби, сообразив, что обычные оскорбления не возымели желанного эффекта, сменила тактику.

– Позволь напомнить тебе, что ты здесь только гостья, Шари. Это не твой дом. Он мой. И, если честно, ты не нужна мне здесь, если собираешься так себя вести.

– Так выгони меня! – воскликнула я громко. – Серьезно, мам. Только скажи – и я навсегда отсюда уйду. Тогда тебе не придется мучиться все Рождество со своей такой негибкой дочерью.

Я встала, уже готовая схватить свои вещи и уехать, но Руби, верная себе, не могла допустить, чтобы за мной осталось последнее слово.

– Я не могу выносить этих оскорблений! – взвизгнула она голосом таким высоким, что едва не разлетелись стекла в окнах. Она кинулась за дверь, Джоди за ней.

Я стояла и не знала, смеяться мне или плакать. Какой абсурд: моя мать строит из себя