Территория женщины - Татьяна Буланова

Потеря голоса стала для меня настоящей трагедией.

На следующий день я была в Институте уха, горла, носа и речи. Сидела в длинной очереди к специалисту Татьяне Евграфовне Шамшевой.

К ней приходили известные артисты, но их принимали без очереди — в институте работало такое негласное правило. Я сидела в коридоре и ждала. Этот кабинет был моей последней надеждой, ниточкой, соединяющей меня со сценой. В тот момент мне казалось, если я потеряю голос, то умру.

Естественно, у меня не было ни направления, ни амбулаторной карты. И когда я зашла в кабинет, меня строго спросили:

— Карточка есть?

— Нет. — Голоса не было, и я объяснялась знаками.

— Тогда до свиданья.

— Я же пою! — просипела я.

— У меня здесь все поют!

Но, видимо, у меня было такое отчаяние в глазах, что врач сжалилась надо мной и не выгнала из своего кабинета.

ДАЖЕ ТО,

ЧТО СЕГОДНЯ

КАЖЕТСЯ

ТРАГИЧЕСКИМ.

ЗАВТРА МЫ

ВСПОМИНАЕМ

СО СМЕХОМ.

А СМЕЯТЬСЯ НАД

СОБОЙ — САМОЕ

БЛАГОДАРНОЕ

ДЕЛО.

Когда я открыла рот,

Татьяна Евграфовна ужаснулась. Она поняла, что выступала я больная, а потерю голоса себе просто напела.

Мне запретили разговаривать в течение двух недель. С тех пор к своему голосу я отношусь очень трепетно, берегу его гораздо больше, чем все другие органы и части тела вместе взятые. И если мне врач сказал: «Надо молчать», я будут молчать.

Через две недели голос ко мне вернулся.

В то время подобное случалось часто. Я приходила к врачу, и мне прописывали одно и то же лекарство — молчание…

После такого очередного визита к врачу возвращаюсь домой, беру блокнот и начинаю писать записки или объясняться жестами. Сначала мой сын Саша веселился, потом вся семья от этого уставала, и всех начинала раздражать моя жестикуляция.

Как-то прихожу домой после посещения врача, навстречу мне выбегает Сашка.

— Мам. привет!

Я жестами объясняю, что говорить не могу.

— Нет, это невозможно! Опять мама заболела'. - возмутился сын.

Как-то в один из периодов моего молчания мы с Колей о чем-то горячо спорили. Муж мне что-то доказывал, а я возражала — особенно эмоционально размахивала руками, естественно молча.

— Не ори! — пресекал мои выпады Коля.

В середине 1990-х мы много ездили но стране. В основном передвигались на автобусах. Это неудобно физически и к тому же постоянно преследует ощущение, что ты потерялся во времени — ночь и день смешиваются в одну непонятную кашу.

Небольшие провинциальные города похожи друг на друга, как родные братья. Помню, как в одном из городов мы выгружаемся из автобуса и идем в гостиницу. Наш гитарист спросонья озирается по сторонам и зачем-то спрашивает:

— А какой это город?…

В 1997-м мы выступали в Ульяновске. Отработали концерт и поздно вечером должны были ехать в Казань — на этот раз на поезде. Мы уже предвкушали, как разляжемся на полках и всю ночь проспим крепким богатырским сном.

После концерта организаторы повезли нас кормить в самый дорогой ресторан, где в итоге траванулась вся группа.

Но это мы поняли, когда были уже на пути к Казани.

Нам «посчастливилось» взять билеты на ташкентский поезд — наверное, самый грязный из тех, что в те времена перемещались по нашим железным дорогам. Кроме всего прочего, мы еще и полночи провели в коридоре, так как на наши места оказались двойные билеты…

Я проснулась очень рано и поняла, что надо срочно бежать в туалет. Выхожу в коридор и вижу всех наших музыкантов.

— Вы чего так рано? — спрашиваю я спросонья.

Оказалось, что всех нас объединяет одна и та же беда.

Этот туалет в ташкентском поезде я запомнила надолго: почему-то его закрывали па большой висячий замок.

Мы решили участвовать в конкурсе «Ялта — Москва — Транзит».

Отдали фонограмму песни «Не плачь» Алле Дмитриевой, по-моему, она до сих пор работает редактором «Песни года». Алла прослушала песню и пригласила нас на встречу.

— Девочка, тебе сколько лет?

Мне уже исполнился 21 год, но она решила. что я еще школьница. Видимо, выглядела я тогда очень молодо.

— Песня хорошая, но слишком длинная, надо ее подкорректировать. И вам нужна еще одна песня.

Нам утвердили еще одну песню — «Вернись», и мы стали конкурсантами.

Жили в Москве пять дней. А поскольку мы с Колей еще не были женаты, нас поселили в разные номера.

Моя соседка приехала из Хабаровска. Девушка оказалась очень общительной и все время где-то пропадала со своими знакомыми. Другие ее знакомые, с которыми она не тусовалась. очень хотели ее услышать и постоянно названивали к нам в номер.

Моя кровать стояла аккурат в противоположном от телефона углу. И несколько следующих ночей я подскакивала, как ошпаренная.

— Позовите Галю! — требовала трубка.

— Гали нет! — отвечала я, злая на весь мир.

Наверное, если бы это произошло сейчас, я бы просто оторвала провод, но тогда почему-то не решилась.

Два дня мы репетировали. Члены жюри меня хвалили, а редакторы делали замечания:

— Танечка, у вас песни однотипные. Нужно, чтобы одна песенка была живенькой.

Следуя замечаниям старших товарищей, во время выступления я стала двигаться: то ногой дерну, то рукой — старалась показать, что на самом-то деле я очень даже живенькая. Не знаю, как это выглядело со стороны. Тем более что, отвечая на ночные звонки вместо девушки Гали, я ужасно не высыпалась и постоянно находилась в каком-то коматозном состоянии.

Мы были уверены, что обязательно пройдем в финал. И когда на конкурсе стали оглашать имена финалистов, я уже двинулась к сцене, но… не услышала своей фамилии.

И мне, и Коле, и всем нашим музыкантам было очень обидно, мы были убеждены, что нас засудили.

После этого я зареклась с кем-либо соревноваться. И со временем заметила, что победа в многочисленных конкурсах абсолютно не дает никакой гарантии, что ты добьешься в творчестве чего-то большего. Скорее может помочь финансовая поддержка или случай, а если нет, значит, у тебя просто такая судьба.

Во время гастролей в Набережных Челнах мы выступали в кинотеатре. Поскольку гримерок там не предусмотрено, мы переодевались прямо за огромным экраном.

С одной стороны экрана — мужчины, а с другой — я. А посередине была протянута леска — видимо, благодаря ей держался экран.

Я была готова буквально за несколько минут до начала концерта.

Бегу на «мужскую»«территорию, потому что выход на сцену оттуда. Естественно, про коварную леску забыла. А зря.

Она меня и подкосила — со всего размаха падаю на бетонный пол