Александр Александрович Максимов - Василий Николаевич Манских

Простейшие схемы основных теорий кроветворения, существовавших во времена А. А. Максимова. Пунктирной стрелкой отмечена возможность взаимных превращений лимфоцита и гемоцитобласта, составляющая отличительную особенность унитарной теории, текст курсивом отмечает общую черту, объединяющую монофилетическую и унитарную теории

Скажем еще пару слов относительно обоснованности концепции А. А. Максимова и противостоящих ему дуалистов.

Главный козырь этой теории, действительно связанный с именем Максимова и который вплоть до появления адекватных методов анализа клеточных потенций считался совершенно достоверным, – это превращение малого лимфоцита в очаге воспаления в «полибласт» или говоря современными терминами – в макрофаг. Установленный исключительно методом подбора «переходных форм» (и даже у разных позвоночных – от человека до рыб), данный «факт» сегодня является очевидной ошибкой. Некоторые авторы пытаются оправдать это наблюдение Максимова, считая, что он таким образом впервые описал бластную трансформацию лимфоцита под влиянием антигена. Однако они просто не знакомы со старой терминологией: «полибласт» – никакой на самом деле не «бласт» в точном значении этого слова, а фагоцитирующий гистиоцит/макрофаг. Для того же, чтобы спутать макрофаг-полибласт с настоящим бластом (иммунобластом), действительно возникающим из лимфоцита, Максимов был слишком хорошим морфологом. Тем более, что процессы бластной транформации у него тоже описаны – и отдельно от развития «полибластов» [53].

Не таким откровенным артефактом, как превращение лимфоцитов в макрофаги, но все же очень скользким аргументом в арсенале унитарной теории является и то, что морфология первых эмбриональных клеток крови, возникающих в желточном мешке, довольно однотипна и лимфоидна. Но, глядя в микроскоп на фиксированный срез, мы не сможем узнать, не скрываются ли под монотонным видом изначально совсем разные клеточные формы. А ведь даже вполне дифференцировнные базофильные и полихроматофильные нормобласты и сегодня доставляют патологам массу неприятностей в смысле отличия их от лимфоцитов на гистологических срезах [49].

О двух других аргументах – образовании костного мозга в почке после перевязки сосудов и о возникновении миелоцитов в культуре лимфоузла после добавления костномозгового экстракта – мы уже говорили, когда обсуждали соответствующие аспекты творчества А. А. Максимова. Современники считали их неубедительными [38]. А наблюдения над судьбой лимфоцитов в культурах прямо противоречили унитарной теории, что вызывало недоумение у самого ее творца.

И это, собственно, все, чем располагал Максимов для доказательства своей унитарной теории. Конечно, этого очень мало, в то время как у дуалистов в активе был один неопровержимый даже с современной точки зрения аргумент. Это – раздельное существование лимфоидных и миелоидных (из незрелых зернистых лейкоцитов) опухолей крови – лейкемий, при почти полном отсутствии смешанных форм. И если не иметь представления о крайне сложной иерархии клеток-предшественников кроветворения и не знать, что под маской «лимфоидной» лейкемии может скрываться недифференцированный лейкоз (до появления иммуногистохимии или хотя бы серьезной гистохимии это знание было невозможно), то совершенно нельзя оспорить этот и сегодня абсолютно достоверный феномен. Для умеренных же дуалистов объяснение этого явления не составило бы проблемы ни тогда, ни сейчас.

Таковы были теоретические проблемы кроветворения, действительное и очень активное участие в разработке которых принял А. А. Максимов. Очевидно, что к проблемам современной регенеративной медицины, «выращивания органов» и современной науки о стволовых клетках этот частный спор имел крайне отдаленное отношение. Таким образом, можно сделать неожиданный вывод: Максимов не только не является автором идеи о едином (монофилетическом) происхождении всех клеток крови, но и его вариант этой концепции (унитарная теория) совершенно не соответствует современным взглядам на кроветворение, в отличие от незаслуженно забытой умеренно-дуалистической схемы.

В отношении проблемы стволовых клеток вердикт будет еще более суровым: выходит, что, несмотря на громадную разницу в образовании и профессиональном уровне, А. А. Максимов имеет к науке о свойствах стволовых клеток не намного большее отношение, чем Т. Д. Лысенко – к открытию экстрахромосомной наследственности. И того и другого только путем передергиваний, умолчаний и словесных манипуляций можно представить как авторов соответствующих современных представлений, а в основе выдвинутых ими концепций лежали, вообще говоря, не факты, а артефакты.

Получается, что Максимову в какой-то степени просто повезло – так активно защищаемая им унитарная точка зрения по недоразумению стала считаться созвучной тому, что мы сегодня знаем о кроветворении. И с таким пафосом произносимые разными авторами (обычно по-русски) слова «если бы не ранняя смерть, то быть ему третьим после Павлова и Мечникова русским Нобелевским лауреатом в области медицины» не имеют оснований. Уж если Э. Маккалоху за подлинное открытие стволовых клеток до самой смерти так и не дали эту абсолютно заслуженную награду (как, впрочем, и еще живому Дж. Тиллу), то что уже говорить о защитнике ошибочной умозрительной концепции, ничего оригинального в области изучения стволовых клеток в сущности не сделавшем! И тот факт, что тогдашний российский гистолог номер один А. С. Догель безуспешно представлял А. А. Максимова «на Нобеля», скорее подтверждает это утверждение, а не опровергает его. А если мы посмотрим оригинальные работы истинных первооткрывателей стволовых кроветворных клеток Дж. Тилла и Э. Маккалоха, то увидим, что там нет ни одной ссылки на Максимова. Просто потому, что его работы оказались им не нужны.

Глава 16

Гистологическая техника

Чрезвычайно интересно рассмотреть разные моменты, относящиеся к гистологической технике, использованной А. А. Максимовым. Его слава как мастера высококачественных гистологических препаратов, во многом основанная на блестящих рисунках, намного пережила его самого [26–28, 31, 140]. «Ходят легенды о высоком личном мастерстве некоторых гистологов, особенно А. А. Максимова», – писал В. В. Войно-Ясенецкий в своей замечательной книге об артефактах, вышедшей в 1970 г. [20, с. 263]. Правда, фотографии самого Максимова, как и несколько снимков, выполненных уже в наше время с изготовленных им препаратов [33], не производят очень сильного впечатления, сравнимого с рисунками автора. Думается, это связано с тем, что, как ни странно, фотография вообще менее удачно передает эстетические и просто тонкие нюансы гистологических структур. Кроме того, некоторые препараты имеют уже столетний возраст и едва ли сохранили свою первоначальную свежесть. И еще один момент: в гистологии, как и в артиллерии, иногда статистика гораздо эффективнее баллистики, так что для получения препаратов-шедевров необходимы многократные попытки. И вовсе не обязательно, что именно те стекла, которые были взяты для фотографирования сегодняшними исследователями творчества Максимова, принадлежали к его шедеврам, с которых он делал свои знаменитые рисунки.

Собственно гистологической технике Максимов посвятил совсем немного работ. К ним относится, конечно, его большая статья об изучении кроветворных органов на