Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I - Эмма Гольдман

я заметила на столе свою сумочку, вскочила и открыла её дрожащими руками — там и правда лежали десять долларов! Значит, всё случилось взаправду!

В понедельник пришла короткая записка от Саши: он писал, что встретился с Карлом Нольдом и Генри Бауэром; акцию планирует на следующую субботу, если я немедленно вышлю ему необходимые деньги; уверен, что я его не подведу. Меня расстроил холодный и равнодушный тон письма. Интересно, как тот незнакомец писал бы любимой женщине?.. Но я сразу же выкинула эти мысли прочь: сумасшествие — думать о таком, когда Саша готовится отнять чужую жизнь и отдать свою. Как можно равнять Сашу с незнакомцем? Нужно было достать побольше денег для моего мальчика.

Нольд и Бауэр

Я послала Елене телеграмму с просьбой выслать мне пятнад­цать долларов. Своей любимой сестре я не писала уже несколько недель, и теперь очень не хотелось просить денег — это просто преступление, при ее-то бедности! В итоге я сообщила Елене, что заболела и мне нужны пятнадцать долларов — она бы ничего не пожалела, узнай, что я больна. Но стыд поедал меня, как в тот раз, когда ещё в Петербурге я обманула сестру.

Елена выслала перевод. Двадцать долларов отправились Саше, а те пять, которые ушли на новые наряды, я вернула служанке.

Глава 9

Я была не в силах искать новую работу после нашего возвращения в Нью-Йорк. Мне очень не хотелось отпускать Сашу одного, и после его отъезда волнение не покидало меня ни на минуту. А уличные злоключения вкупе с невыносимым чувством вины перед обманутой Еленой окончательно выбили меня из колеи. Все дни теперь проходили в мучительном ожидании 23 июля, субботы — на этот день Саша запланировал свою акцию. Чувство тревоги продолжало нарастать. Я бесцельно бродила под палящим июльским солнцем, проводила вечера в «У грубого Михеля», а к ночи уходила в кафе «У Сакса».

23 июля, ровно в полдень, в мою комнату влетел Федя с газетой. В глаза сразу бросился жирный чёрный заголовок: «Юный Александр Бергман стрелял в Фрика — рабочие одолели убийцу после отчаянной борьбы».

Рабочие? Рабочие одолели Сашу? Какая ложь! Саша решился на свой поступок ради счастья трудящихся, и они просто не могли на него напасть.

Мы поспешили скупить все обеденные выпуски газет. Произошедшее везде описывалось по-разному, но суть оставалась неизменной — наш бесстрашный Саша совершил покушение! Фрик выжил, но его ранения признали смертельными: вероятно, он не переживёт сегодняшнюю ночь. А Саша… они его убьют. Они его убьют — я не сомневалась в этом. Разве я допущу, чтобы он умер в одиночестве? Как можно будет рассуждать о чём-то, когда Сашу поведут на казнь? Я должна ответить за последствия. Я должна разделить ответственность. Я должна заплатить ту же цену!

В Freiheit я прочла, что вечером у Немецкого анархистского офиса профсоюза № 1 Мост проведёт лекцию. «Он обязательно будет говорить о Сашином поступке, — сказала я Феде. — Мы должны пойти».

Целый год я не видела Моста. Он заметно постарел — сказывалось заключение на Блэквелл-Айленд. Выступал Мост в своей привычной манере, но Сашин поступок упомянул только в самом конце, вскользь. «Газеты сообщают, что некий Бергман совершил покушение на жизнь Фрика, — сказал Мост. — Скорее всего — обычная газетная утка. Либо это сделал маньяк, либо сам Фрик нанял подставного убийцу, чтобы вызвать сочувствие к себе. Он знает, что общественность настроена против его действий, а ему нужно как-то обернуть дело в свою пользу».

Я не поверила своим ушам и ошеломлённо уставилась на Моста. Да никак он пьян! Я огляделась: на лицах многих слушателей читалось то же неприкрытое удивление, что и у меня. У входа стояли несколько подозрительных мужчин — судя по всему, детективов.

Мост закончил свою речь, и я тут же потребовала слова. Я язвительно высказалась в адрес лектора, посмевшего выйти к публике пьяным, — или, может быть, он трезв и просто боится сыщиков? Зачем было придумывать нелепую историю о «наёмнике» Фрика? И разве Мост не знаком с «неким Бергманом»?

Со всех сторон посыпались реплики и возражения, поднялся такой гвалт, что мне пришлось остановиться. Мост спустился с трибуны, так и не ответив мне. Мы с Федей ушли неприятно поражёнными. Вслед за нами пристроились двое мужчин, и нам пришлось несколько часов бродить по улицам, чтобы сбросить «хвост». Мы отправились к Парк Роу — дожидаться воскресных утренних газет.

С лихорадочным возбуждением мы читали подробную историю об «убийце Александре Беркмане». В частный офис Фрика он вломился вслед за темнокожим носильщиком и сразу открыл огонь. Фрик упал на пол с тремя пулями в теле. Газета сообщала, что первым на помощь Фрику пришёл его помощник Лейшман, который находился тут же. В это время в здании работали столяры — они прибежали на выстрелы, и один из них повалил Беркмана с помощью молотка. Сначала рабочим показалось, что Фрик мёртв, но потом они услышали его крики. Беркман сумел подползти поближе к Фрику и вонзить ему в бедро заточенный напильник, а после этого потерял сознание. Он очнулся в полицейском участке, но на вопросы отвечать не стал. Одному из детективов показалось подозрительным выражение лица Беркмана — и молодому человеку едва не сломали челюсть, пытаясь открыть ему рот. Там обнаружилась загадочная капсула. Беркмана спросили, что это такое. С подчёркнутым презрением он ответил: «Конфетка»; экспертиза же показала, что это динамитный патрон. Полицейские были уверены, что имеют дело с заговором, и начали усиленный поиск сообщников — прежде всего «некоего Бахметова, постояльца одной из питтсбургских гостиниц».

Я поняла, что газеты говорят правду. Саша брал с собой отравленный кинжал — на случай, если револьвер, как и бомба, не сработает. При таком раскладе Фрика ничто не могло спасти. Но я была уверена, что Саша не мог выстрелить в Лейшмана, как это сообщалось: он решительно не хотел, чтобы пострадал кто-то ещё кроме Фрика. И, конечно же, я не верила, что рабочие пришли на помощь своему злейшему врагу.

В группе Autonomie все восторгались Сашиным поступком. Пойкерт упрекал меня, что я не сказала ему тогда, кому предназначались деньги и пистолет. Я только отмахнулась и обвинила его в слабоволии: Пойкерт слишком уж заботился о себе, раздумывая над моей просьбой. Группа решила, что следующий выпуск еженедельной газеты Anarchist должен быть целиком посвящён нашему храброму товарищу Александру Беркману и его героическому поступку. Меня попросили написать