Ирина Глебова - Хроники семьи Волковых

Самые разные дела, разные проблемы, возникающие у воспитанниц, задерживали её вечерами. Да ещё после окончания работы часто директор собирал воспитателей, решал вопросы, совещался, разбирал конфликты. И возвращалась Аня домой часов в 10–11 вечера.

Стала Аня замечать странные вещи в доме Лунёвых, который должен был быть и её домом. Да только… Вот её полотенце отвесили в сторону от полотенец матери, Петра и Татьяны. Вот тарелку, ложку, вилку отложили отдельно. За стол с ней вместе не садятся… В чём дело?

Аня всегда была худенькой, а тут недавно начала покашливать — простудилась. Тут-то мать и Татьяна заладили: «Она туберкулёзная!» Да так уверенно и дружно, что Аня и сама стала думать: «Наверное прицепилась ко мне эта зараза, наверное я больна туберкулёзом…»

Да, в то послевоенное время, когда люди переносили лишения, недоедали, испытывали сильные стрессы, переживания, болезнь цвела махровым цветом. От неё страдали очень многие. Аня чувствовала себя неуверенно, угнетённо. Жизнь в доме стала невыносимой: от неё шарахались, как от чумной, унижали презрением. Только Пётр относился к ней по-прежнему — с любовью, как брат.

Дома Аню почти не кормили. А она стеснялась напомнить матери, что деньги-то муж оставил для неё. Правда, и при Александре мать, когда садились есть за общий стол и ставили кастрюлю с супом, сыну в тарелку наливала жирный, наваристый бульон, а ей — одну водичку. Александр, правда, демонстративно менялся с ней тарелками. Но теперь его не было…

Обедала Аня в столовой ФЗО. Еда была бедная, и часто Аня, похлебав лишь супчику, отставляла в сторону тарелку с невкусной капустой или кашей без масла. А рядом с ней в столовой часто садился пожилой преподаватель, переживший блокаду Ленинграда. Он и сказал ей однажды:

— Напрасно вы, Анечка, не едите. Пройдёт время, и будет у нас всё хорошо. Но до этого времени нужно дожить, продержаться. Так что ешьте всё, поддерживайте себя, своё здоровье.

И Аня стала есть всё подчистую. Стала поправляться, назло матери хорошеть. С мыслями о туберкулёзе она тоже разделалась. Однажды её девочек из группы вели в медпункт на проверку, делали им рентген. И она пошла с ними, попросила врача и её просветить. Тот посмотрел и сказал:

— Прекрасные, чистые лёгкие!

Аня удивлялась сама себе: как она раньше не додумалась просто-напросто пройти рентген? Мучалась, изводила себя…

А зимой, в один морозный день, вернулся Александр. В дверь постучали, Аня открыла… Он стоит — высокий, красивый, в лётном бушлате, с двумя чемоданами в руках. Она, вскрикнув, бросилась ему на шею. А следом вышла мать, поджала губы:

— Надо сначала у мужа чемоданы взять, а потом обнимать…

В чемоданах были отрезы дорогих материй: панбархат, крепдешин, драп, бостон.

— Не подумай, что я мародёрствовал, — сказал ей Александр. — Это нам в части давали, всем, кто демобилизовался и уезжал. Тут тебе и на платья, и на пальто — самые красивые и модные!

Но Аня ничего себе из этих отрезов не сшила. Мать сразу всё прибрала. Да и не успела бы этого Аня сделать — дальнейшие события помчались стремительно и непредсказуемо. Впрочем, настолько ли непредсказуемо?..

Развод

После возвращения из Болгарии Александр жил свободно, вольготно. Он был при деньгах, выданных как демобилизованному офицеру, и на работу устраиваться не торопился. Говорил:

— Гробиться за кусок хлеба не буду. Хочу жить богато!

Ему предлагали самые разные места работы и должности, даже начальником моторного цеха на ХТЗ. Ведь был он коммунистом, фронтовиком, лётчиком, механиком отличным! Но Лунёв и от этого отказался. Откровенно объяснил жене:

— Зачем мне это. Ответственность большая и работы много. А достатка мало.

Однажды дома, за воскресным общим обедом, подвыпив, слёзно заявил жене:

— Уеду в Воронеж — зовут меня туда испытателем самолётов. Стану испытателем, разобьюсь, получишь десять тысяч рублей за меня…

Аня тоже заплакала:

— Не нужно мне никаких тысяч! Не езди!

Мать по обыкновению поджала губы:

— Слушай его побольше, никуда он не поедет.

Она, конечно, хорошо знала сына.

Так и жили они: Аня с утра до вечера на работе в ФЗО, Александр — тоже где-то проводя время: якобы, в поисках работы.

Вечерами Аня прибегала с работы, увлечённо рассказывала, как прошёл день, разные истории, часто смешные, о своих воспитанницах. Но вот странно: она замечала, что муж смотрит и слушает её демонстративно невнимательно. Поскольку он сам ещё не работал, днём часто бывал дома, Аня стала приходить домой и днём, когда девушки уходили на практику. Но вечерами она всё равно часто задерживалась. И каждый раз в подобных случаях её встречал холодный и подозрительный взгляд мужа.

Она быстро поняла, в чём дело. Ещё когда Александр был в Болгарии, его мать несколько раз, когда Аня возвращалась поздно, ворчала словно про себя, но очень явственно: «Знаем мы, какая работа по ночам… Муж за порог…» Но тогда Аня на это не обращала внимание. Теперь же стало ясно: мать изо всех сил пытается вселить в сына самые мерзкие подозрения. А он ведь такой внушаемый, мнительный — Аня это уже давно поняла. И решила: надо защищаться! Отстаивать и свою честь, и свою семью.

Однажды пришла домой днём, позвала мужа в соседнюю комнату — Татьяны как раз не было дома, — и откровенно поговорила с ним. Сказала:

— Я знаю: мать меня Бог знает в чём подозревала ещё в твоё отсутствие. А теперь делает всё, чтобы и ты обо мне плохо думал. Но она старая женщина, а мы с тобой современные люди. Ты должен понимать, у меня такая работа. Я педагог, мне доверены молодые девушки. Это очень не просто и ответственно. У каждой свои трудности, свой характер, проблемы. Вот и приходится задерживаться…

Объяснила Александру, что директор часто после работы устраивает совещания, разборы дел… Он вроде бы успокоился, даже сказал с весёлой угрозой:

— Схожу к твоему директору, поговорю. Не дело это — молодую семейную женщину держать на работе допоздна.

Ане казалось, что Сашка всё понял. Хотелось в это верить.

Буквально через несколько дней Александр заявил жене, что поедет с Петром в деревню, отвезёт новые посылки с вещами для дочери Николая. Собрались, снарядились, гостинцы взяли… Аня утром проводила мужа, попросила скорее возвращаться. Уехали.

Она ушла на работу. Днём домой решила не ходить: что ей там было делать без Саши, с матерью общаться, что ли? К тому же именно в этот день в ФЗО нагрянула какая-то комиссия — их тогда много ходило, всё что-то проверяли. Весь день был суетливый, забеганный, да ещё комиссия задержала учителей и воспитателей дольше обычного. Когда Аня вернулась домой, было часов одиннадцать.