Жизнь в белых перчатках - Керри Махер

на фейерверке (этого требовал от них долг). Им разрешили после этого провести ночь в городе. Отправляясь на вечеринки, старшие дети редко уходили из дому раньше десяти вечера, и она начала уже с этим смиряться, особенно когда они были вместе: Грейс чувствовала, что присутствие Альби влияет на Каролину умиротворяюще. Стефани со своими маленькими подружками ушла в кино, чтобы немного расслабиться и отдохнуть после веселой суматохи этого дня.

Ренье навещал свой зоопарк, что всегда приводило его в более умиротворенное состояние духа. Грейс по-прежнему не понимала, как все это карканье и подвывание может помочь расслабиться, — ведь обезьяны и попугаи не имеют ничего общего с теплым, полным жизни телом любящего пса, устроившегося у тебя на коленях. Один из ее собственных карамельных пуделей дремал сейчас, уютно угнездившись у нее под ногами, и был весьма доволен жизнью. Но, даже не понимая, она уважала потребности Ренье и осознавала, что зоопарк ему необходим. Да и, честно говоря, от мысли, что он занят чем-то, после чего ей не придется сбивать ему давление, становилось как-то легче.

— Вы уже решили, как быть с бакалавриатом Каролины?

Вопрос матери насчет итогового экзамена, для сдачи которого дочери нужно будет записаться на специальную учебную программу, возник довольно-таки случайно, но его бьющая наотмашь практичность убила редкую безмятежность момента.

— Мы с Ренье все еще это обсуждаем, — уклончиво ответила Грейс, жалея, что месяц назад позвонила матери и со слезами излила на нее все свои страхи и разочарования по поводу того, что Каролина отправляется учиться в Париж.

Последние четыре года дочь училась в Аскоте, в католической школе-интернате Святой Марии, куда принимали исключительно девочек, и это только прибавляло беспокойства. Теперь же старший ребенок пожелал учиться в парижском Институте политических исследований, однако, чтобы туда поступить, требовалась степень бакалавра, причем с самыми высокими оценками. Получить нужную степень в школе Святой Марии было невозможно, поэтому Каролину приняли в парижский лицей Дам де Сен-Мор, и возник вопрос, где она будет жить.

Одно дело — гулять поздно вечером по Монако, где принцесса-подросток известна, обожаема и относительно защищена, и совсем другое — в любом другом городе, где к ней моментально слетятся стервятники со своими фотоаппаратами и своим враньем. В надежде защитить Каролину и, может быть, направить ее на верный курс, уберечь от вечеринок, чреватых неприятностями вроде тех, в которые она недавно попала, Грейс хотела пожить с ней в Париже, взяв с собой и Стефанию, которую можно записать в ближайшую школу. Одна только мысль растить дочерей в любимейшем городе заставляла Грейс трепетать — ведь жить в Монако было уютно, но и беспокойно, к тому же бесконечно выполнять одни и те же хорошо освоенные обязанности казалось скучным. Ей хотелось новых задач, новых стимулов.

Но Ренье считал, что Грейс, как всегда, перегибает с опекой. «Каролину раздражают твои бесконечные хлопоты», — постоянно твердил он, хотя часто бывал при этом несправедлив.

Ради всего святого, да она даже не возражала, чтобы Каролина ходила по клубам Монте-Карло, и это в неполные восемнадцать лет! Грейс почти вопреки себе понимала, что Ренье избаловал дочь и отсюда многие проблемы в ее поведении; с самого рождения у нее было все, что только можно пожелать, и даже сверх того.

— Ты ведь знаешь, что права, — подчеркнула Маргарет, прерывая размышления Грейс. — Не дай ему заставить тебя передумать.

— Мама, пожалуйста, давай не будем сейчас говорить об этом.

Но от слов матери и того, что за ними стояло, в животе словно завязался узел. Впрочем, через несколько минут она задремала от усталости прямо на диване, и сказанное забылось.

Следующее, что почувствовала Грейс, были руки Ренье, когда тот, усевшись рядом с ней, приподнял ее ноги и положил себе на колени. От него пахло сеном, морским ветром и чуть-чуть пометом множества животных — и домашних, которых привезли на праздник, и более экзотических, из его зоопарка. В руке он держал стакан с бренди. Грейс хотелось бы, чтобы муж помассировал ей ступни, но с тех пор, как подобное случилось в последний раз, прошло уже много лет.

— Вроде бы все прошло хорошо, как выдумаете? — спросил он жену и тешу.

Сонная Грейс открыла глаза и чуть приподнялась так, что ее ноги соскользнули с коленей Ренье куда-то ему под бедро. Похоже, он был в добром расположении духа.

— Я даже не сомневаюсь, — уверенно ответила Маргарет. — Праздник имел дикий успех.

— Похоже, все хорошо провели время, — задумчиво проговорил Ренье. Потом он похлопал себя по мягкому животу и добавил: — Хотя не уверен, что все эти специи со мной согласятся.

— Я забыла поесть, — сказала Грейс. Стоило ей об этом подумать, как в животе заурчало. — В самом деле, я голодна.

— А вам не кажется, что разные чили — это некоторый перебор? — спросил Ренье.

Грейс услышала, как изменился его тон, и знала, почему это произошло: они с матерью не польстили ему, не выказали достаточного восхищения сыгранной им ролью. Теперь Ренье возжаждал что-нибудь раскритиковать. Пальцы на ногах Грейс поджались. Ей почти захотелось, чтобы муж, как это случалось, проспал часть празднества, и поэтому не мог много о нем сказать. Давным-давно она поняла, что Ренье умышленно засыпает на мероприятиях, и пришла в ужас. Время от времени задремать в опере — это еще ничего, но закрыть глаза во время монолога Гамлета (сидя в государственной ложе, ни больше ни меньше!) — уже верх грубости. Когда Грейс попыталась предложить мужу бодрствовать во время важных событий, чтобы не обижать хозяев, тот безразлично ответил: «Пусть получше стараются не дать мне заснуть».

За прошедшие годы она так привыкла практиковаться во лжи («Мой бедный Ренье так устает от трудов на благо народа Монако, что просто выключается в театре!»), что почти забыла, как все обстоит на самом деле. Верить в собственные слова было гораздо легче.

— Я люблю чили! — воскликнула Маргарет, которая, как было известно Грейс, так и не смогла внушить собственному мужу любви к красному, белому и зеленому чили.

Непонятно, то ли мать нарочно сказала это, чтобы позлить Ренье, то ли ей просто надоело утихомиривать мужей.

— Давайте не будем переживать из-за деталей, ведь в целом все вышло грандиозно, — мягко произнесла Грейс. Меньше всего на свете ей нужна была напряженная обстановка перед следующей частью праздника, поэтому она продолжила: — Сэндвичи со свининой и жареные цыплята пошли на ура, и, думаю, теперь каждый в Монако сможет прилично станцевать кадриль. Ты отлично вел меня по танцполу, милый, — кладя ладонь на руку мужа,