Фарангис - Махназ Фаттахи

легла в постель раньше обычного, но не могла заснуть из-за странных болей в животе, которые говорили о том, что время родов совсем близко. Однако я не торопилась рассказать об этом мужу.

В полночь, когда усилились схватки, я разбудила Алимардана и попросила его поскорее отправиться за сельской повитухой.

– Время четыре утра, – сказал он, быстро посмотрев на часы. – Будь осторожна, пока меня нет.

Алимардан вернулся в сопровождении жены моего двоюродного брата Турана, его мамы и еще какой-то женщины.

– Не волнуйтесь, – сказала я запыхавшимся женщинам, которые каким-то образом умудрились так быстро подняться на гору. – Вот вся одежда для ребенка. У меня все подготовлено. Горячая вода на плите, а там – лезвие.

– Ты что, уже была готова сама родить ребенка? – взволнованно и обескураженно спросила мама Турана.

– Если понадобится, я и так смогу, – ответила я.

Утром на свет появился наш здоровый малыш, от звонкого и красивого голоса которого я, не сдержавшись, заплакала. Наш ребенок родился в самом сердце гор в своем собственном доме… Мой сын, мой цветочек, мой Рахман пришел в этот мир.

Когда мне дали его в руки, я, казалось, забыла про все трудности жизни. В тот момент мне словно подарили весь мир – так он сиял под лучами утреннего солнца, залившего нашу маленькую комнату. Я тут же одела его в одежду, которую сама сшила, и протянула сына Алимардану. Он также не мог сдержать своей радости.

Позже ко мне прибежала Фатима и, увидев в люльке мальчика, засмеявшись, сказала:

– Ну так что? Это все-таки Рахман?!

– Да, Фатима, это Рахман.

В ответ она улыбнулась и поцеловала меня в лоб.

На следующий день, когда гостей уже не было и все отправились по своим делам, я сразу же принялась выполнять все обязанности по дому, мыть и переодевать нашего мальчика и обводить его глаза сурьмой. Так делали в нашем селении для того, чтобы у ребенка были большие глаза и хорошее зрение. Порой днем приходили женщины, которые помогали мне по хозяйству.

Теперь я уже была не одна на горе, со мной был мой сын, которому я говорила:

– Сынок, ты дитя горы… дитя войны… Мой Рахман… Во время войны я испытала много трудностей, но ты остался жив, и я знаю, что ты будешь очень сильным мальчиком.

Глаза Рахмана всегда смотрели в небо, и я часто приподнимала его, чтобы он видел и запомнил гору и дом, в котором родился. По ночам я пела ему колыбельные и качала на коленях, любуясь, как отражается в его глазах ночное звездное небо.

Через семь дней я обратилась к мужу:

– У меня дела, Алимардан.

– Какие еще дела? – удивился он.

– Мы с Рахманом пойдем нищенствовать.

– Нищенствовать?

– Что с тобой, женщина?

– Во время беременности я говорила, что готова нищенствовать, если родится здоровый ребенок. Это был мой обет, исполнив который, я воздам хвалу Всевышнему. Наш сын здоров, поэтому я отправлюсь в семь разных домов, чтобы попросить милостыни.

Привязав Рахмана к спине и взяв в руки трость, я отправилась в путь. Женщины с удивлением реагировали на мою просьбу, но помогали, чем могли. Собрав деньги в семи домах, я отправилась с сыном в мечеть и все собранные деньги бросила в ящик для милостыни, после чего ощутила душевную легкость. На оставшиеся деньги я купила чай с сахаром и, одолжив самовар с заварочным чайником у родственницы, села на улице и раздавала всем прохожим свежезаваренный чай.

Ночью, намочив мочки ушей Рахмана спиртом, я молилась:

– О имам Реза! Прошу тебя сделать так, чтобы я в скором времени оказалась рядом с тобой!

Я знала, что с помощью Всевышнего имам способен исполнить любую мечту, и он не заставил меня долго ждать. В качестве возмещения ущерба пострадавшим во время войны мне выдали телевизор, который я продала за 8 000 туманов и, добавив некоторую сумму, набрала денег для того, чтобы отправиться в паломничество в Мешхед к имаму Резе вместе со своим дядей, его женой, их сыном и тетей. Это было мое первое паломничество к имаму.

Квартира, которую мы снимали, находилась недалеко от мавзолея имама, поэтому каждый день мы могли совершать паломничество и вдоволь молиться Богу. Мы также решили отправиться в селение, расположенное недалеко от Махидашта, где жили мои родители и братья с сестрами. Они не ожидали нашего приезда и очень обрадовались, увидев меня с Рахманом в руках. Джомэ, которому тогда исполнилось 15 лет, обнял его и с довольной улыбкой на лице говорил:

– Теперь у меня есть племянник! Он скоро вырастет, и мы будем вместе играть!

– Когда он вырастет, ему уже надо будет играть с твоим ребенком, – засмеялась я.

Засмущавшийся от моих слов Джомэ покраснел и не смог ничего добавить.

Лейла и Сима никуда от меня не отходили, а мама не спускала с рук Рахмана, жадно вдыхала его запах и заботилась о нем.

– Боже Милостивый, прошу Тебя, сделай так, чтобы с рождением Рахмана всё в нашей жизни наладилось! – неустанно молилась я, видя своих родных улыбающимися.

Глава 8

Когда военные действия развернулись в Авезине, главой ополчения добровольцев города Гилянгарб был назначен Гудрат Ахмадипур. Два моих брата, Ибрахим и Рахим, примкнули к ополчению Ахмада Кайсари. Джомэ, которому тогда исполнилось 16 лет, в доме был за мужчину, на которого очень рассчитывали родители. Он не отправился на войну, но выполнял все поручения, которые ему давали, и часто оказывал помощь солдатам.

Али Ашраф Хайдари также создал военное формирование под своим началом и сражался на передовых позициях. Сафаре Хошрафан тоже был в числе создателей партизанских отрядов. Все эти люди выполняли поручения Корпуса стражей Исламской революции и руководили довольно большим количеством бойцов.

Все наши мужчины были вооружены и вели боевые действия преимущественно в Авезине и Гурсефиде; благодаря их помощи Ирану удалось отвоевать эти населенные пункты. Никто лучше них не знал всех холмов, гор и окрестностей той местности, где велись бои, поэтому иного исхода мы и не ожидали.

На территории Авезина располагались три возвышенности: Абруйи, Садафи и Караджи. Во время распределения войск Рахим вместе с его отрядом был отправлен на холм Караджи, а Ибрахим – на Садафи, который расположен у подножия горы Чагалванд. Порой они навещали нас с Рахманом и рассказывали, что, несмотря на их просьбы, командующие не соглашались на то, чтобы они воевали в одном отряде.

– Так будет лучше, – объясняли они. – Если кто-то из вас погибнет, то хотя бы второй останется в