Мальчик и революция. Одиссея Александра Винтера - Артем Юрьевич Рудницкий

советских фильмов-сказок «Конек-Горбунок». Когда началась война, с киногруппой отправился на Западный фронт. Снятые им кадры вошли в знаменитую картину «Разгром немецких войск под Москвой». Однако на премьере Шера не было – он погиб вместе с отрядом разведчиков при выполнении боевого задания.

Льва Морозовского тоже приговорили к ссылке, хотя, казалось, он в этой ситуации вообще ни в чем не виноват. То, что предложил не ехать сразу на Мосфильм, поскольку там в ранний час попросту никого не было и всё было заперто, как-то не тянуло на срок. Но чекисты не любили отпускать тех, кто попал к ним в руки. И поднатужившись, предъявили Морозовскому обвинение сразу по двум пунктам:

а) допустил вследствие халатной преступности хищение секретной кинопленки по картине Аэроград;

б) систематически расхищал государственные средства путем составления подложных ведомостей.

Несмотря на ввод в юридическую лексику нового и оригинального термина «халатная преступность» (вместо «преступной халатности»), работники НКВД понимали, что для осуждения Морозовского нужно нечто более весомое. Как видно, временно отвлеклись от «пленочного расследования», чтобы обнаружить (или сфабриковать) улики в другой области. Разумеется, помощник директора киногруппы немедленно согласился с тем, что являлся расхитителем социалистической собственности:

Арестованный Морозовский… показал, что он систематически, совместно с помощником режиссера Силуяновым и заместителем директора группы Литвиновым, расхищал государственные средства путем составления подложных ведомостей и счетов, присвоив таким образом 5,000 рублей государственных денег…

Литвинов и Силуянов тоже не избежали наказания. Отпустили одного Александра Винтера – 31 января 1936 года. Впрочем, ненадолго.

VIII

Смерть проста и понятна

Ворота тюрьмы распахнулись перед ним 2 февраля. Можно было вдохнуть сладкий запах свободы. жить и работать.

Выйдя на свободу, он узнал от сестры Аси о том, каким образом пропала пленка, и первым делом поставил точку в своих отношениях с Анной Мельниковой. Поведение Довженко, пускай коллеги, но по сути чужого человека, еще можно было понять. С какой стати ему было подставлять себя из-за кино-администратора, нарушившего правила. И сумасшедший поступок бывшей жены, похитившей чемодан, еще можно было простить. А вот то, что она не пришла к нему на выручку, Винтер расценил как предательство. Если вновь полюбила, как она утверждала, хотела вернуться, должна была, не раздумывая, броситься спасать любимого человека.

Он всё изложил в письме, правда, неизвестно, отправил его или нет. Сохранился черновик, датированный 4 февраля 1936 года, весь исчерканный:

Анна, ты мне не чужая и никогда не будешь чужой, нужно хранить в памяти то хорошее, что было. Но мы не ужились, слишком много было боли и переживаний, в которых ты винила меня, а я – тебя. Я из-за тебя поломал жизнь, поехал на Дальний Восток, не нужно было мне этого, ради высокого положения и денег, ради карьеры. Я ошибся. Пошел тебе навстречу. Из-за тебя. А ты… (дальше несколько строк вычеркнуты – А. Ю.). За то, что ты сделала, я тебя не виню. Но потом ты отвернулась от меня. Потому что слушала не свое сердце… потому что у тебя нет сердца, вот так, теперь я так могу сказать. Ты всё калькулируешь. И ладно. Пусть так. Я прощаю тебя, но дальше давай не переписываться и вообще не общаться. Забудь мой адрес. У тебя будет все хорошо. Я уверен. И вот что еще хочу сказать….

На этом текст обрывается. Может, Винтер позже дописал письмо и переписал набело. Может, отправил. Может, нет.

На «Мосфильм» для него путь был закрыт. После скандала с кинопленкой возвращения Винтера на эту студию не хотели ни мосфильмовцы с Довженко (несколько позже режиссер снова пригласит его вместе поработать, но не на «Мосфильме»), ни он сам. Многие считали его виновным в скандальном происшествии с пленкой и как пить дать стали бы бросать косые взгляды из-за кинооператора Шера и помощника директора киногруппы Морозовского, которым не удалось избежать наказания, в отличие от кино-администратора и бывшего работника НКВД Винтера. Этот деликатный момент делал его возвращение еще менее уместным.

Куда было податься? Оставалась Украина, родной город – Одесса и Одесская кинофабрика. Там его приняли, не отказали.

Из автобиографии

После освобождения получил обратно все документы и прочее и был приглашен в Одессу на кинофабрику директором съемочной группы и, поступив 6/III 36 г. на работу, от 7 марта выехал в Харьков для работы с группой «Назар Стодоля», где работаю по сей день.

«По сей день» – то есть до мая 1936 года, когда составлялась автобиография. Кроме организации кинопроизводства, Винтер ещё подрабатывал в кино-экспедиции шофером.

Фильм «Назар Стодоля» снимали по пьесе Тараса Шевченко – об угнетении украинских крестьян поляками в начале XVII века и борьбе крестьян против этих угнетателей. Вполне привычное содержание для советских исторических кинолент. Классовый принцип соблюдался. Геополитический и этнический – тоже. Ведь Польша считалась основным врагом Страны Советов.

Режиссером был Георгий Тасин, актеры подобрались яркие, известные. С некоторыми Александр Винтер был хорошо знаком – Николай Надемский и Амвросий Бучма, о них он писал в своих очерках, Наталья Ужвий… В этой ленте блеснул Гнат Хоткевич – писатель, историк, искусствовед и музыкант, часто дававший концерты. Он сыграл слепого кобзаря (народного певца), который поет и играет на бандуре. Если не считать фрагмента фильма с его участием, видеозаписей его выступлений не сохранилось.

Фильм быстро сняли и смонтировали и уже в декабре 1936 года Винтер приехал в Москву вместе с другими членами киногруппы – сдавать картину приемочной комиссии. В апреле 1937-го состоялась премьера и в титрах – наконец-то! – было указано: «Директор производства – А. А. Винтер».

«Назар Стодоля» пользовался большим успехом, однако Надемского и Хоткевича вскоре арестовали и расстреляли – за участие в вымышленных националистических организациях.

Александр Винтер в то время испытывал творческий подъем и помимо съемок, вновь принялся за свой роман, который называл «необыкновенным». Из написанного мало что сохранилось: несколько уцелевших, помятых и пожелтевших листов бумаги с набросками одной главы и каких-то сюжетных ходов.

Сегодня трудно судить, насколько это произведение могло стать «необыкновенным». Но интересным и заслуживающим внимания оно обещало сделаться точно. Если бы автор успел его закончить, вообще-то, никаких шансов на публикацию не имелось. И дело, конечно, было не в любовной линии – увлечение Винтера немецкой киноактрисой нашло отражение в романе – а в политическом обрамлении этой линии.

В СССР тогда политикой интересовались все, от мала до велика. Не интересоваться было нельзя. Политинформаторы регулярно рассказывали о международном положении