Мальчик и революция. Одиссея Александра Винтера - Артем Юрьевич Рудницкий

Спустя три дня на постановлении Удальца появилась резолюция военного прокурора Хабаровска: «Арест Кесельмана-Винтера санкционирую».

Начальник отдела УНКВД Дальневосточного края и начальник Особого отдела Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии, капитан госбезопасности Григорий Осинин-Винницкий украсил постановление своей резолюцией: «Согласен».

А затем полетел запрос на Украину – «найти и обезвредить».

Из Киева переслали распоряжение в Каменец-Подольский, где Довженко снимал «Щорса». Выдали ордер на арест «японского шпиона» и «правого троцкиста» Винтера сотруднику каменец-подольского отделения УНКВД УССР младшему лейтенанту Генриху Вайнблату. К тому времени Винтер уже успел покинуть этот город, но это ему мало чем помогло – взяли его в Киеве.

При обыске не нашли ни оружия, ни каких-либо шпионских приспособлений (симпатических чернил, фотокамеры «мини» и прочего), но для чекистов это было не столь важно. Нет – не значит, что не было, значит, спрятал. Изъяли личное наградное оружие, паспорт № 575359, военный билет командира запаса НКВД № 13003, профсоюзный билет № 04982М, а также удостоверение личности, выданное Киевской кинофабрикой.

Чекисты выпускали постановление за постановлением. С бюрократией у них все было в порядке.

Очередной документ 13 сентября подписал Военный прокурор Киевского военного округа бригадвоенюрист Григорий Дубелир (звучит не хуже, чем Удалец). Формулировка отточенная, апробированная: «уличается в измене родине, что предусматривается ст. 54-1 п. “а” УК УССР». То есть параграфом (пунктом) “а” статьи 54-1 уголовного кодекса Украинской советской социалистической республики. Данная статья гласила:

Измена Родине, т. е. действия, совершенные гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории, как-то: шпионаж, выдача военной или государственной тайны, переход на сторону врага, бегство или перелет за границу, караются высшей мерой уголовного наказания – расстрелом с конфискацией всего имущества, а при смягчающих обстоятельствах – лишением свободы на срок 10 лет с конфискацией всего имущества.

В качестве меры пресечения Дубелир распорядился избрать «содержание под стражей в Киевской тюрьме».

15 сентября оперуполномоченный 2 Отделения 3 Отдела УГБ НКВД УССР Григорий Грунин подписал еще одно постановление о содержании Александра Винтера «под стражей при Киевской тюрьме». Занятно, что «при», а не «в», но такое несоответствие едва ли имело какой-то смысл, просто свидетельство изощренности казенно-бюрократического стиля, в котором упражнялся сотрудник НКВД. Мера пресечения объяснялась тем, что обвиняемый «может скрыться от суда». Любопытно, что в этом документе туманно говорилось о том, что Кесельман-Винтер «занимался разведывательной деятельностью в пользу одного иностранного государства». Япония конкретно не упоминалась. Она находилась слишком далеко от Киева, и украинские стражи правопорядка, очевидно, в тот момент еще не решили, чем ее заменить.

В постановлении от 23 сентября, подписанном Начальником 3 отдела УНКВД УССР по г. Киеву Ш. Мальцем, Винтер привлекался к ответственности «как обвиняемый». Вновь говорилось о «разведывательной работе в пользу одного иностранного государства» с уточнением, что обвиняемый занимался этой деятельностью в 1931-1937 годах, то есть на протяжении шести лет.

Уже говорилось, что 37-й год сильно отличался от 35-го. Арест и следствие в 35-м были цветочками. Тогда еще сохранялись какие-то условности, связанные с соблюдением законности. А в 37-м условности уже никого не интересовали. В огромной стране убийства невинных людей поставили на поток. При необходимости арестованных забивали насмерть прямо в кабинетах сотрудников «органов».

В 35-м Александра Винтера выручили знакомства в чекистской среде. В 37-м за такие знакомства ставили к стенке.

На допросе 19 сентября 1937 года он сознался в том, что «является японским шпионом». Можно догадываться, какие меры воздействия применили бывшие коллеги, чтобы добиться такого признания. Били крепко. Когда же подследственный пытался как-то приуменьшить свой вклад в «шпионаж» – по времени или объему – били еще сильнее.

Из протокола допроса А. А. Винтера-Кесельмана от 19 сентября 1937 года

Следователь: Мы не верим, что Ваша связь с японской разведкой прервалась в сентябре 1933 года. Требуем искренних признаний.

Винтер: Я хочу быть до конца правдивым. Агенты японской разведки связывались со мной в сентябре 1935 года во Владивостоке и в августе 1937 года в Одессе.

Быстро сознался. Упрекнули чекисты арестованного, и тот сразу устыдился и начал говорить правду. К чему в протоколе допроса «заметки на полях», рассказывающие, как выбивают зубы, вырывают ногти, отбивают почки, применяют самые изощренные пытки.

Чекисты, конечно, изучили прежнее дело о пропавшей кинопленке, рассчитывая отыскать в нем доказательства тайной деятельности Винтера, которые проглядели их предшественники. Им приглянулась фигура Майстеровой, ее сочли подходящей для роли «шпионки с крепким телом». Винтера заставили «признаться», что он знал о «письменной связи» Майстеровой с японцами. Что она якобы знакомила его с другими японскими агентами, которые вели завербованного сотрудника НКВД и киноработника не только на Дальнем Востоке, но и на Украине. Ну, конечно. Украинские чекисты не могли допустить, чтобы подрывная деятельность Винтера ограничилась Хабаровском, Владивостоком или Читой. А мы, как же мы? Зря что ли его у себя арестовывали? Украина не должна оставаться в обиде.

Из Винтера выбивали все новые подробности, касавшиеся Майстеровой: откуда она родом, как выглядит, кто муж, почему она с ним рассталась, с кем общалась и пр.

Из протокола допроса А. А. Винтера-Кесельмана от 23 сентября 1937 года

Вопрос: Уточните свои показания о личности Майстеровой.

Ответ: Со слов Майстеровой мне известно:

Ей 27–28 лет, русская, родом из Новосибирска, где проживает ее мать. Во Владивостоке она жила с мужем Майстеровым, работавшим инженером в системе Дальугля. В 1935 г. к моменту моего с ней знакомства она с мужем разошлась. Проживала она во Владивостоке отдельно от мужа, за углом гостиницы «Челюскин», названия улицы не помню, в квартире, занимаемой одесситами.

В то время она посещала летчиков Главсевморпути, готовившихся к отъезду. Нигде не работала.

Майстерова выше среднего роста, плотного телосложения, выраженная брюнетка, большие карие глаза, хорошо, со вкусом одевается.

Возможно, упоминание про летчиков подсказали чекисты – как свидетельство того, что шпионка пыталась получить информацию стратегического значения. Главсевморпуть (Главное управление северного морского пути) – государственная организация, созданная в 1932 году для народно-хозяйственного освоения Арктики и обеспечения судоходства по Северному морскому пути, считавшемуся жизненно важной транспортной артерией. Понятно, что враги хотели эту артерию перерезать или нанести посильный ущерб.

Вредительство чекисты усмотрели и в отношениях Майстеровой с заместителем директора компании Дальтрансуголь Черкесом (в допросных документах 1937 года именуется коммерческим директором):

Из протокола допроса А. А. Винтера-Кесельмана от 23 сентября 1937 года

Вопрос: детализируйте ее отношения с Черкесом.

Ответ: У Черкеса – бывшего тогда