Гражданин Бонапарт - Николай Алексеевич Троицкий

безусловно, того заслуживает»[314]. В то время Наполеон ещё не знал Бернадота близко, хотя, конечно же, имел о нём ясное представление по совместному участию в Итальянской кампании 1796–1797 гг. и по рассказам Жозефа. Уже тогда Бернадот как личность вполне проявил себя[315]. Очень точно сказал о нём Десмонд Сьюард: «Он был одарён, энергичен, безжалостен и в придачу огромный лжец, пусть даже весьма очаровательный, — словом, искушённый в политике боец»[316].

Хотя нам ещё предстоит встретиться с Дезире (и в особенности с Бернадотом), здесь уместно проследить, как сложилась её судьба и влиял ли на неё Наполеон в дальнейшем. К концу первого же года супружества с Бернадотом Дезире родила сына и по возвращении Наполеона из Египта обратилась к нему с просьбой быть крёстным отцом её первенца. «Это был как бы её реванш, — комментирует Гертруда Кирхейзен такой шаг Дезире. — В её взгляде светилась скрытая торжествующая гордость, когда она показала ему своего сына. Сын! Наполеону так и не суждено было иметь его от Жозефины. Не закралось ли теперь ему в душу сожаление о том, что он не женился на молоденькой Дезире? Он дал своему крестнику героическое имя Оскар, словно предугадал, что он будет впоследствии шведским принцем»[317].

В те дни, разумеется, Наполеон никак не мог предугадать, что Дезире станет королевой, а её муж и сын — королями Швеции, родоначальниками доныне правящей там династии Бернадотов.

Став консулом, а затем императором, Наполеон будет постоянно заботиться о Дезире и об Оскаре (её сыне и своём крестнике), тешить её такими драгоценными подарками, среди которых были севрские вазы, лучшие в мире парижские гобелены, одна из трёх роскошных шуб, преподнесённых ему императором Александром I в Эрфурте. Но, главное, ради неё он обеспечит карьерный взлёт и материальное изобилие Бернадоту как её мужу, хотя (мы это ещё увидим) Бернадот на всю жизнь останется его сначала тайным, а потом и явным врагом. Наполеон прямо говорил: «Если Бернадот стал французским маршалом, князем Понтекорво и королём, то причина этому — его брак. Все его ошибки за время Империи были прощены ему благодаря этому браку»[318].

Да, всё это верно. «Ради неё он будет с тем же постоянством возвышать Бернадота, с каким тот — его предавать», — справедливо заметил Э. Людвиг. Только ради Дезире Наполеон дал согласие на избрание Бернадота наследником шведского престола, а ведь «одно лишь слово Наполеона — и шведская корона не коснулась бы головы Бернадота»[319]. Но кроме титулов и званий опять-таки ради Дезире он купил Бернадоту отель Моро за 400 тыс. франков и назначил ренту в 300 тыс. франков, пожаловал ему 1 млн франков наградными, прощал не только военные (иной раз подсудные) промахи Бернадота, но даже его причастность к заговору Ж. Фуше и Ш.М. Талейрана против Наполеона[320].

Итак, 8 мая 1795 г. бригадный генерал Наполеон Буонапарте после трогательного прощания с возлюбленной Дезире Клари выехал из Марселя в Париж, чтобы отказаться от карательной службы в Вандее и добиться какого-либо иного назначения. Обстановка в Париже тем летом была напряжённой. Государственный переворот 9 термидора (27 июля) 1794 г. изменил лицо Французской республики. А.3. Манфред оценивал эти изменения, несколько сгущая краски, но, в принципе, справедливо: «Республика, как только с неё сняли якобинские покровы, предстала в своей отталкивающей буржуазной наготе <…>. Республика свободы, равенства, братства раскрыла свою буржуазную суть. Она оказалась жестоким миром низменных страстей, волчьей грызни из-за дележа добычи, республикой чистогана, спекуляции, хищнического эгоизма, создающего богатство на крови и поте других <…>. Почётно только богатство. Шапку долой перед золотом!»[321]

Продолжалась расправа с участниками якобинских реформ, а тем более репрессий, а также с теми, кто был только заподозрен в «робеспьеризме». 7 мая, за три дня до приезда Наполеона в Париж, были казнены прокурор якобинского Конвента А.К. Фукье-Тенвиль и ещё 15 членов его трибунала. А через две недели, 21 мая, теперь уже термидорианский Конвент подавил в Париже народное восстание против «толстосумов», причём жертвой карателей едва не стал друг Наполеона и Огюстена Робеспьера Кристоф Саличетти. Он избежал ареста и гильотины только благодаря мадам Л.М. Пермон[322]. Она приняла его, переодела слугой и держала у себя, пока не выяснилось, что он, как, впрочем, и Наполеон, служил не Робеспьеру, а Республике.

В такой обстановке Наполеон по прибытии в Париж доложил о себе начальнику военного отдела Комитета общественного спасения. Этот пост с апреля 1795 г. занимал депутат Конвента Франсуа Обри (1750–1802) — по чину тоже бригадный генерал, как и Наполеон, по возрасту почти вдвое старше, но ещё ни разу не понюхавший пороха, а кроме того, злобный антиякобинец. Поэтому молодой генерал с якобинским прошлым сразу вызвал у него неприятие, которое только возросло, когда Наполеон в ответ на иронический упрёк («Слишком молод!») отрезал: «На поле сражения быстро стареешь!»[323] От назначения командовать армией карателей в Вандее Наполеон сразу отказался, заявив, что «эта должность подходит только жандармскому генералу»[324]. Тогда Обри мстительно стал отклонять любые просьбы и требования «слишком молодого генерала». Общий знакомый Обри и Наполеона комиссар Конвента Л.М. Фрерон вспоминал: «Бонапарт употребил на покорение Италии меньше времени, чем на те шаги, которые он делал, чтобы добиться справедливости у Комитета. Ему было легче столковаться с королём Сардинским, герцогом Моденским, инфантом Пармским, великим герцогом Тосканским, королем Неаполитанским и даже с папой, чем с Обри»[325].

Вновь в жизни Наполеона началась чёрная полоса безделья и безденежья. Он страдал от гнетущей праздности, тосковал по Дезире и голодал (ел всего лишь один раз в день, довольствуясь самым дешёвым обедом в 25 су), хотя и умудрялся при этом посылать какие-то крохи матери. «Я был в то время тощим, как пергамент», — вспоминал он о своей генеральской нищете.

К счастью для него, чёрная полоса продлилась недолго. В июле 1795 г. Обри на его посту главы военного отдела Комитета общественного спасения сменил генерал Луи-Гюстав де Понтекулан (1764–1853) — будущий пэр Франции во времена империи Наполеона, Реставрации Бурбонов и Июльской монархии, умный и предусмотрительный политик. Он принял генерала Буонапарте, о котором уже был наслышан, очень доброжелательно и зачислил его в Топографическое бюро военного отдела (т.е. своего рода Генеральный штаб) с таким заданием, о котором Наполеон тогда мог только мечтать, — заняться разработкой оперативных планов для Итальянской армии. Наполеон сразу же начал строить головокружительные, истинно наполеоновские планы военной