Угловы. Семья врачей. Век Добра и Любви - Эмилия Викторовна Углова

Из всей этой компании я знала только Николая Ивановича Потапова и рентгенолога из нашего санатория – Оганесяна Тиграна Афанасьевича. Мужчины дегустировали кавказские вина, развеселились, шутили, рассказывали разные истории. Федор Григорьевич сам не пил, но не высказывался против употребления вина и коньяка, считая, что в компании об этом говорить неделикатно. Он знал, что мы в дороге, не дома, и могут быть всякие неприятные ситуации от вина. Шоферы – трое мужчин – не пили совсем, а только закусывали. Вскоре появился шашлык, от которого шел тонкий ароматный пар. Он был приготовлен по всем правилам кавказской кухни – из барашка. Молодой местный грузин раздавал шашлык и с удовольствием принимал от всех восторженные слова и похвалу в свой адрес, объясняя, как нужно по-настоящему его делать, чтобы он был мягким и без единой пригаринки.

Во время всеобщего веселья к нам подъехал объездчик леса на лошади. Его угостили шашлыком, и он выпил стакан киндзмараули. Потом он спросил, не хочет ли кто прокатиться на лошади. Мне очень хотелось сесть на лошадь, и я откликнулась на приглашение. Объездчик был худощавый, загорелый мужчина, лет 40. Лошадь стояла спокойно, светло-коричневая ее спина чуть подрагивала. Уши, казалось, были напряжены, но глаза – темно-коричневые, цвета крепкого чая, смотрели на меня в упор, выжидающе. Объездчик помог мне взобраться в седло и скомандовал идти. Меня фотографировали. Лошадь фыркнула, повернула ко мне свою голову, и тихим шагом пошла по поляне в сторону от нашей компании. Когда-то, еще девчонкой, я каталась на лошади, меня учил сосед из нашего двора, он всегда ездил верхом, и я, по памяти, крепко держалась за поводья, и умела сидеть в седле. Пройдя вдоль леса несколько метров, лошадь, по команде хозяина, повернулась обратно и остановилась на том месте, откуда ушла.

Объездчик помог мне сойти с лошади под всеобщее любопытное внимание. Все зааплодировали. Объездчик спросил, кто желает еще прокатиться. Тут же вскочил и подошел к лошади наш рентгенолог, Оганесян Тигран Афанасьевич. Он изрядно выпил, сказал, что во время войны он часто ездил на лошади, развозил почту. Без всякой помощи он вскочил в седло. В это время объездчик (неизвестно, что ему взбрело в голову) с силой хлестнул лошадь, и она понесла. Тигран Афанасьевич, не удержавшись, слетел с лошади, и, не выпуская вожжей, тянулся вслед за лошадью. Ему кричали: «Бросай, отпусти лошадь!» – но он не отпускал повод, а лошадь тащила его по земле. В одном месте лошадь взбрыкнула – хотела оторваться от упрямого седока. Он отпустил вожжи, закрутился, а правый локтевой сустав его погрузился в землю и повернулся вокруг своей оси.

Федор Григорьевич подошел, велел промыть водой оголенный сустав и, смочив водкой кусок марли, велел быстро посадить рентгенолога в машину и везти в Пятигорск, в хирургическое отделение. Самым опытным автомобилистом был Николай Иванович Потапов. К счастью, он не пил вино потому, что страдал язвенной болезнью желудка. Мы сели с ним в машину. С нами была и жена Оганесяна.

Николай Иванович на большой скорости, но плавно и грациозно, быстро довез пострадавшего до городской клинической больницы Пятигорска, к хирургу Сокольскому. У пострадавшего был шок, он не чувствовал боли, смотрел на всех безучастно. Сокольский приказал срочно готовить операционную и стал беседовать с Федором Григорьевичем о методе операции. Федор Григорьевич вышел из операционной уставшим, пришлось немного повозиться с суставом, предупредить возможность нагноения, и провести обработку локтевого сустава так, чтобы потом можно было его разработать.

Беседуя с Сокольским, Федор Григорьевич сказал, что будет каждый день навещать больного до тех пор, пока будет возможным перевести его на амбулаторное лечение в Ессентуки.

11.08.1964

Ежедневно, в течение недели, ездил Федор Григорьевич в пятигорскую городскую больницу осматривать Оганесяна. Первые два дня у больного повышалась температура до 39 градусов. Федор Григорьевич рекомендовал спиртовые высыхающие повязки, внутримышечно антибиотики. В общем, заживление сустава длилось около месяца, а потом пришлось Оганесяну разрабатывать сустав в течение года, чтобы восстановились движения в полном объеме.

12.08.1964

Вечером снова едем в Кисловодск на концерт оперетты. Когда я уезжала в Ессентуки из дома, то взяла с собой самую необходимую одежду, ничего лишнего, никаких нарядов, но с первых же дней, после встречи с Федором Григорьевичем, я поняла, что мне необходима какая-то вечерняя одежда. Я послала маме телеграмму, перечислила необходимые платья, которые нужно прислать мне по почте, и стала ждать. Посылку я получила быстро, в течение недели. В Кисловодске на концерте я была уже в декольтированном черном муаровом платье с белой накидкой из капроновой ткани. Тогда капрон только входил в моду. Не помню программу концерта, помню только, что меня обнимали за плечи нежные руки Федора Григорьевича. Он пытался согреть меня, так как вечера в Кисловодске были очень прохладные, а от него, как от печки, исходило горячее тепло.

13.08.1964

Вечером, после ужина, Федор Григорьевич предложил зайти к нему в номер и посмотреть «индийское чудо», которое он только что привез из Индии. Номер у него был люкс, со всеми удобствами. «Индийское чудо» заключалось в том, что в шкатулке из сандалового дерева, величиной с орех, находился слоник из двух раскрывающихся половинок, а внутри этого слоника помещалось еще 100 слоников, почти прозрачных и прилипавших к пальцу. Это действительно было чудо. Потом мы вышли на балкон, я села в соломенное кресло, а Федор Григорьевич склонился и меня поцеловал.

Удивительно, странно было то, что у меня закружилась голова. Такого состояния никогда не было, будто бы я выпила шампанское, а я была трезвой. Кружились вокруг деревья, стоящие выше балкона. И, когда я пришла в свою комнату и легла спать, легкое головокружение продолжалось, будто я каталась на качелях…

* * *

За все время наших встреч я боялась, что Федор Григорьевич как-нибудь проявит себя так, что мне станет за него неудобно, что проявится какая-нибудь негативная сторона его характера или в речи, или в поступках. Но этого не произошло ни разу. Всякий раз его поведение соответствовало наилучшим образцам человеческих отношений, и в каждом случае я думала, что и мне самой следовало бы так поступить. Удивительно, но в поступках, манерах, заботах, деликатном отношении к людям у нас было много общего. И мыслили мы очень схоже. Иногда я только о чем-то подумаю, а он скажет вслух, и наоборот. «Неужели это судьба?» – думала я. Но я ничего не знала о его личной жизни, а спрашивать было неудобно.

Однажды он сказал