Одинокий мальчишка. Автобиография гитариста Sex Pistols - Стив Джонс

одежды эпохи Эдварда, который они предпочитали (вроде зауженных брюк и длинных курток из драпа). Они первыми начали отрываться под песню Rock Around the Clock, когда вышел фильм «Школьные джунгли» (1955). Неудивительно, что у меня столь мощная связь со всеми старыми рокерами того времени – конечно же, это Эдди Кокран[11], но не только он.

Лет до шести детство мое проходило довольно спокойно. Ладно! Короче, батя взял да и свинтил, особо не парясь и не дожидаясь моего рождения, а в то время ни в коем случае нельзя было быть тем, кого принято называть «ублюдком». Но вины отца здесь нет. Полагаю, как только он узнал, что мама залетела, тут же свалил. И обстановка в доме казалась мне совершенно нормальной – ущербным я себя не чувствовал. Скорее, даже наоборот. Ты, возможно, спросишь: «Откуда ребенок может знать, что такое “нормальный”, если даже сравнить не с чем?» Но, наверное, просто интуитивно ощущаешь. У меня было так.

Мы с мамой жили с бабушкой Эдит и дедушкой Фредом в квартире на третьем этаже на Риверсайд-Гарденс, в Хаммерсмите. Это такой большой кирпичный жилой район массовой застройки рядом с мостом. Если ехать из Лондона в аэропорт Хитроу по дороге на запад через эстакаду, то слева можно увидеть «Хаммерсмит Одеон» – или «Аполло», как его сегодня называют. Когда съезжаешь с эстакады на магистраль, наши квартиры будут справа. Возможно, все уже по-другому, но когда я последний раз там был (в 2008 году), изменений не заметил.

В квартире жили не только мы вчетвером, а еще трое детей моих бабушки и дедушки. Я спал в люльке у изножья кровати, на которой дрыхли мама со своей сестрой Фрэнсис. У бабушки с дедушкой имелась своя комната, а дальнюю комнату занимали два моих дяди, Барри и Мартин. Квартира была угловая, поэтому одно большое окно выходило на эстакаду, ведущую к «Одеону» (позже, когда я стану старше, она окажется местом нескольких памятных приключений), а другое окно выходило на противоположную сторону. Лифтов не было, поэтому приходилось подниматься по ступенькам. В общем, тот еще гадюшник. Настоящий район массовой застройки викторианской эпохи – неплохое жилье для обычных работяг, которые могли заработать на хлеб с маслом.

Правда, не знаю, как семья Джонсов умудрялась не отставать от остальных, потому что дед был ленивым мудаком. Поговаривали, что он откосил от Второй мировой, засунув ногу под трамвай и сильно ее покалечив. Не знаю, правда это или нет, но все то время, что я там жил, дед ни дня не работал. Может быть, из-за той же травмы, благодаря которой откосил от армии.

Пока бабушка ходила на работу и драила чужие дома, дед просто сидел на стуле и весь день курил папиросы. Но ему все же удалось прикупить себе тачку – «Остин A40», который заводился с помощью ручки. Припаркованная во дворе прямо под окнами, машина считалась показателем положения в обществе, пусть даже эта колымага вечно ломалась, когда дед пытался отвезти нас в Брайтон. Выходит, не так уж и сильно покалечена нога, раз он мог водить. Помнится, иногда он усаживал меня себе на колени и давал порулить на парковке – мой первый опыт вождения, еще до совершеннолетия; может быть, поэтому я так люблю машины.

Большинство моих воспоминаний о тех временах счастливые и радостные. Помню, как бабушка мыла меня в раковине или готовила старомодные пудинги на сале[12], когда накрывала миску полотенцем и обвязывала веревкой. Бросала в тарелку изюм, а затем поливала все это сиропом из зелено-золотистой жестяной банки с надписью Tate & Lyle. Многое из того, что произошло на прошлой неделе, тут же вылетело из головы, но я до сих пор, спустя пятьдесят пять лет, помню этот восхитительный вкус пудинга на языке, будто ем его прямо сейчас.

Бабушка меня не баловала, просто делала то, что и любая бабушка (или родители, если на то пошло), – воспитывала, я полагаю, растила, так это вроде называется. В это время я не очень хорошо помню маму, хотя она была рядом. В квартире жило очень много народу, поэтому легко можно было кого-то упустить из виду, но я хорошо помню, как бабушка делала уборку, и готовила ужин, и следила за тем, чтобы все были одеты и накормлены. Она была замечательной.

Сложилось ощущение, что мальчиков бабушка любила больше, чем девочек, и ее сыновья, возможно, никогда не были обделены вниманием. Может быть, маме и не нравилось, что, когда я был мелким, бабушка относилась ко мне со всей душой, теплом и любовью. Глядя на это, мама ко мне охладела.

Об отце я знал лишь то (помимо того, что он был стилягой и именно так они с мамой и познакомились), что звали его Дон Джарвис и он был боксером-любителем из Фулхэма. Это единственное, что мне рассказывала мама. Думаю, до меня быстро дошло, что она не горит желанием говорить на эту тему, хотя помню, что ходил с ней в здание какого-то суда, будучи совсем мелким, и мама надеялась получить от отца хоть какие-нибудь деньги. Вряд ли ей это удалось, потому что они не были женаты, и, выйдя из здания суда, мама начала ныть, жаловаться и причитать.

У нас в семье вообще любили поныть, но и смеялись мы немало. Дед был старым угрюмым придурком, но забавным. Сажал к себе на колени – это было нормально, никаких пошлостей – и затягивался папиросой, а потом держал ее прямо у меня перед лицом. Я обожал этот запах. Вдыхать дым было невероятно круто, непередаваемые ощущения, когда ты еще ребенок. Когда дед клал эту штуку обратно в комод, я кричал: «Где ма папироска? Где ма папироска?» Самокрутка была у деда не для особого случая, а на все случаи жизни.

Теперь я понимаю, что это, возможно, и стало причиной моей первой зависимости. Не думаю, что мне нравился только никотин – скорее, то, что дедушка выдыхал дым, поскольку знал, что мне нравится за этим наблюдать. Как бы там ни было, я реально постоянно требовал папироску, и довольно скоро перешел на пачку Players No. 6, как только стал старше и смог покупать себе сигареты (правда, сначала попробовал «Голуаз», так как слышал, что их курит Ронни Вуд[13]; классные крепкие сиги). Спустя несколько лет, сидя на героине, я выкуривал пять пачек в день. Когда ты под дурью, то куришь больше. Как будто одной сраной наркоты недостаточно.

Разумеется, сегодня мало кто из предков рекомендует своим отпрыскам ходить с сигаретой во рту, но для меня это было неотъемлемым атрибутом счастливой и беззаботной юности. Отличные времена. И пусть маму нельзя было назвать сильно заботливой, но, мне кажется, на той стадии ладили мы вполне нормально. Однажды она купила мне совершенно новые «Теско» – дерьмовые джинсы – и парусиновые кеды а-ля Converse. Если я вдруг получал новые шмотки, радости не было предела: как только я надевал свежее тряпье, то пребывал на седьмом небе от счастья и чувствовал, что теперь могу идти по кварталу, высоко задрав нос.

В нашем районе реально чувствовался дух коллективизма. На углу находилась пивнушка, а рядом – магазин спиртных напитков, и, когда мы сдавали бутылки лимонада R. White’s, чтобы немного