Российский либерализм: Идеи и люди. В 2-х томах. Том 2: XX век - Коллектив авторов

то, что само «поведение социал-демократов очень дискредитирует их». «Поток речей в последних заседаниях (Государственной думы. – Н.Х.) кажется мне невыносимым», – записал Рыкачев в своем дневнике 14 марта 1907 года. Время от времени размышляя над особенностями «русского социализма» и его ролью в продвижении страны на путях к свободе, он приходил к противоречивым выводам. Отдавая должное жертвенному служению народу многих сторонников радикальных убеждений, Рыкачев при этом разделял мнение о «сентиментализме и наивности наших революционеров» 1880-х годов. Он полагал, что «их народничество помешало им верить в конституцию и, может быть, именно народничество виновато в том, что мы так поздно сделались конституционной страной». Что касается социалистов «новейшей» формации, то, по мнению Рыкачева, тактика их крайних партий внесла свою ощутимую лепту в драматический финал как I, так и II Думы.

Уже в апреле 1907 года Рыкачев, поставив под вопрос оптимистичный прогноз одного из лидеров Трудовой народно-социалистической партии В.Г. Богораз-Тана («Дума, наконец, заговорила!»), считал более реалистичным мнение своего давнего товарища и единомышленника, члена ЦК Трудовой группы, депутата И.В. Жилкина: «Революция кончилась». Определяя таким образом перемену в общественно-политической ситуации в стране еще до роспуска II Думы, Жилкин убеждал, что «и большинство левых думают так же». Не верила больше в силу революции, по словам Рыкачева, и Кускова, видевшая «единственный выход из тупика» в союзе кадетов с правительством. Но пойдет ли правительство на такое сближение с оппозицией? Приведенные в дневнике публициста мнения некоторых людей из его окружения, похоже, не оставляли надежд на такой поворот событий. Скорее, они даже рисовали обратную «перспективу»: поворот правительства «направо» при поддержке «средних буржуазнолиберальных кругов». По словам члена редакции «Товарища» Г.И. Штильмана, в этих кругах замечалось «какое-то странное возрождение веры в правительство: с радостью говорят про Столыпина – сила». Да и сам Рыкачев в марте 1907 года пришел к выводу о начале «очень важного переворота в русской политической истории: идет организация общественного мнения консервативных партий».

Вероятно, роспуск II Думы не стал для него неожиданностью (об этом событии в дневнике – ни слова). Наблюдая за развитием ситуации в стране после 3 июня 1907 года, Рыкачев, судя по всему, весьма пессимистично оценивал ближайшие перспективы демократии и свободы слова в стране. Не верил он и в успех единения оппозиции на базе масонства, о существовании которого в России впервые узнал от В.И. Немировича-Данченко в конце декабря 1906 года. «Самым интересным впечатлением последнего времени» назвал он тогда в своем дневнике информацию о членстве в этой тайной организации и самого Немировича-Данченко, а также Амфитеатрова, Котляревского, Маклакова. «Немирович-Данченко с обычным своим увлечением начал убеждать меня, что нам нужно опереться на Запад и лучше всего это возможно при помощи масонства». «Аничков, с некоторыми предосторожностями, склонял меня присоединиться к франкмасонству, – записал Рыкачев в дневнике 27 марта 1907 года. – По-видимому, М. Ковалевский уже причислился. Аничков говорит, что нам необходимо иметь опору в Западной Европе, и ради этой чисто практической цели стоит похлопотать о расширении числа адептов в России.

Все освободительное движение он приписывает масонам. Я отвечал довольно решительным отказом».

Не видя для себя возможности «живого дела», т. е. непосредственного участия в общественной деятельности, Рыкачев наконец-то (нет худа без добра!) смог погрузиться в работу над своей книгой, завершив ее новую редакцию в декабре 1909 года. Кроме того, в том же году началась педагогическая деятельность Рыкачева (продолжавшаяся до мая 1914-го). Он читал лекции по политической экономии на Стебутовских высших женских курсах, в просветительском обществе «Маяк». А летом 1910 года произошло счастливое событие в его жизни: Рыкачев женился на Варваре Васильевне Хижняковой, дочери известного земского деятеля В.М. Хижнякова и сестре публициста В.В. Хижнякова, с которым Андрей Михайлович был близко знаком по работе в «Нашей жизни».

1910 год в судьбе Рыкачева был отмечен тем, что именно тогда началось его тесное сотрудничество с П.Б. Струве, которому он отводил особую роль в своей жизни. В 1899 году, еще студентом, Рыкачеву довелось на одной из марксистских вечеринок «внимать Струве как одному из мэтров легального марксизма». И впоследствии Рыкачев, претерпевший сходную со Струве эволюцию взглядов, внимательно следил за общественной деятельностью своего знаменитого современника. В годы первой русской революции их пути неоднократно пересекались. К тому времени Струве уже обратил внимание на выступления Рыкачева в прессе, отметив их «созвучие» собственным мыслям и настроениям. Не случайно в самом начале января 1907 года Рыкачев, по его словам, «был польщен» поступившим ему от Струве, соредактора «Русской мысли», приглашением к сотрудничеству в этом солидном журнале. Кстати, отмечая огромную разницу между Струве-публицистом и Струве-оратором, Рыкачев вскоре оставил в своем дневнике запись о посещении одного из предвыборных собраний в Петербурге, проникнутую искренним сочувствием к своему старшему соратнику: «Скандально говорил Струве – такого растерянного оратора еще, кажется, я ни разу не слышал на политическом собрании – какой-то лепет гимназиста, провалившегося на экзамене. Мне так было его жалко».

Несмотря на очередное сближение творческих траекторий двух единомышленников, обстоятельства сложились так, что только спустя несколько лет, начиная с 1910 года, Рыкачев стал одним из постоянных авторов, а потом и членом редакции «Русской мысли». С явным удовлетворением Рыкачев отмечал сходство своих взглядов с позицией Струве по вопросам и «чистой теории», и «социально-политических общих тенденций». Интересно, что и сам Струве, вспоминая уже после ухода из жизни Рыкачева о своем сотрудничестве с ним, замечал: «Каждый из нас шел своим путем, и на этих путях мы нашли друг друга. Это было для меня великой радостью… Сближение и общение с ним оказалось для меня в моей научной и литературной деятельности душевной поддержкой».

Заметим, что Рыкачев интересовал Струве не только как один из талантливых авторов, но и как единомышленник и соратник. Перешедший после революции 1905–1907 годов на позиции либерал-консерватизма (национал-либерализма), Струве ставил в центр политической программы задачу национального сплочения («соборного напряжения всех сил») – отказа от преувеличенного значения классовых и партийных противоречий в общественной жизни России, сближения правительства с народным представительством с «целью действительного осуществления конституционного и демократического строя». Фактически эти идеи с самого начала оформления российской многопартийности определяли кристаллизацию «центристского» течения в русском либерализме, правда, без акцента на необходимости «национализации либерализма».

В III и IV Государственной думе национал-либералы были представлены, в частности, фракцией прогрессистов. Одной из «площадок», на которых происходило развитие этого течения общественной мысли, стала «прогрессивная беспартийная» газета «Русская молва», финансировавшаяся крупными московскими промышленниками. «Костяк» ее редакции составили, наряду с правыми кадетами и лидерами Партии прогрессистов (А.В. Тыркова, А.И. Коновалов, И.Н. Ефремов, П.Б. Струве, М.М. Ковалевский, Н.Н. Львов, А.С. Посников, Е.Н. Трубецкой, В.А.