Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - Александр Евгеньевич Куланов

«независимый» торговец оружием доктор Хак. Играя необходимую для японцев роль посредника, он, как представитель интересов авиастроительной компании «Heinkel» в Токио, организовал в 1935 году неофициальную встречу военного атташе Японии в Германии полковника Осима с Риббентропом. В октябре того же года в родном для Хака Фрайбурге и с его участием прошли переговоры Осима, Канариса и военного министра генерал-полковника Вернера фон Бломберга. После осенне-зимних консультаций Хак отправился в Токио, где в германском посольстве нашлась только одна кандидатура высокого уровня, не принадлежащая к сугубо дипломатической номенклатуре и пользующаяся доверием лично фюрера – военный атташе полковник Отт. При этом миссия Хака по-прежнему оставалась настолько секретна, что он даже не мог прибыть в Токио как официальный представитель Бюро Риббентропа. Для прикрытия ему выбрали легенду об участии в миссии Германо-японского общества, решившего снять в Японии первый совместный кинопроект.

Фильм «Дочь самурая» (в японском прокате – «Новая земля» или «Новые земли», под которыми имелась в виду захваченная у китайцев Маньчжурия) снимал режиссёр Арнольд Фанк, а настоящим открытием картины стала будущая японская звезда мирового масштаба, в то время ещё семнадцатилетняя актриса Хара Сэцуко. Несмотря на то что имя доктора Хака не значится среди продюсеров или авторов сценария, его участие в картине улавливается по её настрою и сюжету: молодой японец возвращается на родину после восьми лет обучения на агронома в Германии и собирается нарушить обещание, данное отцу, – жениться на девушке из приличной семьи, чтобы взять её фамилию и унаследовать бизнес. Японец давно влюблён в немку, но именно она, в исполнении блистающей холодной арийской красотой Рут Эвелер, заставляет молодого человека вспомнить о том, что долг перед семьёй и родиной важнее любви. Заканчивается картина радостно и одновременно зловеще: молодой агроном возделывает маньчжурскую пашню на тракторе «Комацу», на свежевспаханном поле сидит его жена-японка уже с родившимся ребёнком, а рядом на импровизированной вышке внимательно наблюдает за местностью солдат Квантунской армии с зажатой в руке винтовкой: враг не пройдёт!

Доктор Хак был уверен, что и сам являет собой блестящий пример бдительности, но он недооценил узость круга общения сотрудников немецкого посольства и степень их осведомлённости о личных и служебных делах друг друга. Британские исследователи Фредерик Дикин и Георг Стори упоминали о том, что «…однажды после февральских событий Отт пригласил Зорге в кабинет и сказал, что они с послом узнали от некоего источника в японском Генеральном штабе, что в Берлине ведутся какие-то германо-японские переговоры. Германский МИД в переговорах не участвует, однако ведущую роль в них играют Риббентроп и Осима – японский военный атташе в Берлине, и адмирал Канарис, глава германской военной разведки.

Если верить Зорге, Отт попросил его помочь в шифровке телеграммы в штаб-квартиру германской армии в Берлине с просьбой предоставить информацию о переговорах».

И далее, ссылаясь на неизвестный у нас фрагмент воспоминаний Зорге, написанных им во время заключения в японской тюрьме, цитировали самого разведчика:

«Он попросил меня поклясться, что я никому не расскажу об этом деле. Я согласился и помог ему зашифровать телеграмму у него дома. Он обратился ко мне, а не к кому-либо из сотрудников посольства, потому что дело требовало абсолютной секретности.

Ответа из Берлина не последовало, и Отт был страшно раздражён этим. Он сообщил обо всём Дирксену, и последний велел ему повторить запрос о предоставлении информации, используя армейский шифр, предупредив при этом, что шифровать телеграмму можно только с Зорге, и потому Отт снова обратился ко мне. Наконец пришёл ответ из штаб-квартиры германской армии, в котором Отту советовали обратиться за информацией в японский Генеральный штаб. Отт так и сделал, и я потом услышал от него то, что ему стало известно. Однако я не могу сейчас вспомнить подробности этого дела. В основном он узнал, что переговоры идут, но в обстановке высшей конфиденциальности, поскольку было очень важно, чтобы политики о них не пронюхали»74.

Дикин и Стори подтверждают, что доктор Зорге познакомился с доктором Хаком весной 1936 года, и поначалу «неофициальный агент Риббентропа» был настроен очень настороженно. Хак специально предупредил Отта, а вместе с ним и Зорге, что его миссия является в высшей степени секретной, потому что и в самой Германии можно ожидать сопротивления готовящемуся соглашению. Риббентроп не является министром иностранных дел, а русские явно что-то прознали. Хак поделился Зорге ещё одним секретом:

«Советские агенты постоянно следят за домами Риббентропа, Канариса и генерала Осимы. Несомненно, именно по этой причине, сказал он Зорге, он и выступает в качестве “посредника”, чтобы связи между этими тремя людьми остались незаметными для советских шпионов.

Информация такого рода весьма позабавила Зорге: в записях, подготовленных им для Особой высшей полиции, он утверждал, что Риббентроп, Канарис и Осима находились под постоянным наблюдением именно в результате его, Зорге, доклада советским властям. Как только Хак поведал ему об этой истории, Зорге, не теряя времени даром, отправил информацию в 4-е Управление (Разведупр РККА. –  А. К.). “Я уверен, – писал Зорге, – что и за Хаком тоже после этого стали следить”. И следом, может быть, лишь для офицеров “Токко”, а может, и для потомков, Зорге добавил с присущим ему цинизмом: “Любой человек должен предусмотрительно воздерживаться от неосторожных разговоров и не выдавать секреты посторонним, даже если эти посторонние – его самые верные друзья”»75.

Сегодня трудно сказать, насколько всё это соответствовало действительности, но служивший в то время в посольстве Ханс Отто Мейснер в своей книге (в значительной степени беллетристической, впрочем) излагает те же самые события, хотя и несколько в иной форме: Зорге «…с радостью принял приглашение на обед с Оттом и Хааком в ресторане “Ломейер”, любимом месте немецких чиновников, желавших поговорить о деле.

Вскоре Хаак, абсолютно уверенный, что Зорге – один из самых преданных нацистов на Дальнем Востоке, начал свободно рассказывать Отту о последних событиях в Берлине и о страшно медленном процессе переговоров, которые велись с помощью меморандумов. Открытие это поразило Зорге, но каково было его изумление, когда Хаак объявил, что он и есть секретный курьер, осуществляющий связь между Осимой, Риббентропом и Канарисом. Более того, он находится в Токио потому, что является единственным посредником, используемым в этом качестве. Обмен мнениями пока временно прекратился до возвращения его, Хаака, в Берлин с важной информацией от японского министра иностранных дел. Возвратясь домой, Зорге подготовил короткое сообщение для передачи по радио об открытиях этого дня с полным описанием Хаака. “Я думаю, что с тех пор он тоже попал под наблюдение”, – сказал позже Зорге»76.

Бывший связной Зорге советский разведчик Сергей Будкевич, ссылаясь на опубликованные в Японии «Материалы по современной истории. Дело Зорге», писал о том, что Дирксен предупредил Отта, что «…никого, кроме Зорге, не следует