Мой следующий вздох: мемуары - Jeremy Renner

взяла трубку и позвонила папе. Он был очень спокоен, когда Ким позвонила ему; он тоже находился в глубоком шоке. К тому же ему предстояла адская поездка из Грасс-Вэлли, что в девяноста милях к юго-западу от Рино. Ему придется проехать через перевал Юба, шоссе с высотой 6 700 футов над уровнем моря, на котором уже сломалось несколько машин и было брошено в больших снегах, но ничто не могло помешать отцу добраться до меня.

Мама, напротив, не знала, как ей удастся добраться до места. Надвигалась очередная буря, единственный доступный рейс прибывал в Рино за четыре дня до Нового года, а все остальные рейсы уже отменялись или были полностью заняты. Дороги оставались либо опасными, либо непроходимыми. И тут случился счастливый случай: Невестка моего брата Кайла, которая также приехала в гости, чтобы отпраздновать рождение ребенка, объявила, что они с мужем вернутся в Рино в тот же день, чтобы успеть до следующего шторма, причем на огромном грузовике с цепями на шинах, не меньше. Это был очевидный и очень удачный выход из затруднительного положения моей мамы. Они втроем отправились в путь почти сразу же, даже не сделав ни одного перерыва на еду или туалет на всем пути на восток. Но обычный маршрут, по которому они ехали, - 99 на север до Сакраменто (перед тем как отправиться на восток по I-80) - был местами затоплен, так что им пришлось свернуть на 5-е шоссе, чтобы добраться до 80-го, а поскольку у всех остальных была такая же идея, на поездку (из Модесто в Рино), которая обычно занимает чуть больше трех, ушло более тринадцати часов.

Поездка Ким в Рино была не такой долгой, как у наших родителей, но все равно она находилась в личном аду. Она ничего не понимала - образ моего глаза, вылезшего из черепа, преследовал ее, как и мою мать во время ее поездки, - и ей просто хотелось кричать. В конце концов, примерно через час она добралась до закрытого черного входа в Региональный медицинский центр Реноуна. Ким не знала, какая из ее личностей проявится. Будет ли она сходить с ума или просто перейдет в свое профессиональное состояние по умолчанию - она босс, ориентирована на выполнение задач, умеет их решать - и задаст кучу вопросов?

Первым, с кем она столкнулась, был мой близкий друг, бывший пожарный из пожарно-спасательного отряда Truckee Meadows, Джесси Корлетто. Мы с Джесси познакомились, когда Джесси занимался ремонтом здания 1930-х годов в Рено - я пришел обсудить архитектуру и проект в целом, и мы быстро подружились.

Под Новый год Джесси строил во дворе снежные пандусы для своего восьмилетнего сына, когда ему позвонил один из его бывших коллег, который знал, что мы с Джесси были близкими друзьями.

"Привет, подумал, что ты должен знать, что мы только что выехали на место происшествия", - сказал коллега Джесси. "Это был Джереми. Все очень плохо. Его погрузили в вертолет".

Затем он произнес слова, от которых у Джесси остановилось сердце.

"Мы сделали все, что могли, Джесси", - сказал он. "Просто хотели, чтобы ты знал".

"Мы сделали все, что могли" - это слова врача скорой помощи о том, что дело проиграно; Джесси это знал. С этими словами, звучащими в его голове, он помчался в больницу, как и девять или десять других пожарных и спасателей. В рамках телешоу "Реннервейшнз" я переоборудовал машину скорой помощи и передал ее в дар обществу, поэтому меня хорошо знали в округе. К моменту приезда Кайм у задней двери ждала небольшая группа парней. Ким, естественно, была поражена толпой ожидавших ее сотрудников скорой помощи - она знала, что медики очень хорошо работают , скрывая от людей происходящее, но, увидев всех моих друзей, она сразу же поняла, что произошло что-то ужасное, о чем ей еще не рассказали.

В больнице Ким сразу направилась в регистратуру, но когда она назвала мое имя, милая женщина просто сказала: "Сейчас с вами поговорит социальный работник".

Ким, снова опасаясь худшего, начала плакать, но Джесси вмешался. Ему было так тяжело, потому что он чувствовал себя таким беспомощным; каждая травма, над которой он когда-либо работал, затрагивала его, но когда речь шла о друге, а он не мог помочь напрямую, он чувствовал себя особенно потерянным. Но даже если он понимал, что новости будут катастрофическими, учитывая полученный звонок и то, что обычно означает фраза "мы сделали все, что могли", он не собирался сообщать об этом моей сестре.

"Эй, это не то, что ты думаешь, Ким", - сказал Джесси. "Просто держись. Мы еще ничего не знаем".

Почти сразу же зазвонил телефон Ким - номер 775, местный. Это был врач скорой помощи.

"Состояние Джереми стабильное", - сказал он. "Мы поместили его в отделение интенсивной терапии, и социальный работник скоро отвезет вас туда".

Ким сделала глубокий-глубокий вдох и направилась наверх.

Когда она приехала в отделение интенсивной терапии, все смотрели на нее с сочувствием, печалью и соболезнованиями.

"Идите сюда", - сказал кто-то.

Ким вошла в палату интенсивной терапии, а там был я. Она разлетелась на куски, увидев своего брата, обычно такого сильного, но теперь такого беспомощного. Я был подключен к проводам и линиям; я был окровавлен, находился в коматозном состоянии, мое лицо было в беспорядке. К этому моменту мой глаз был заклеен, но все равно следы телесной травмы были очевидны и глубоко ее расстраивали. В комнате было жарко, но моя кожа была каменно-холодной.

Ким положила руку мне на плечо.

Он мертв, подумала она. Он мертв.

Она обратилась к одной из медсестер.

"Он выживет?" - спросила она.

"Мне очень жаль", - сказала медсестра. "Мы найдем кого-нибудь, кто сможет с вами поговорить".

Следующие четыре часа, когда она не общалась с врачами и их планами на мой счет, Ким была со мной наедине. Хотя я был в коме, она помнила, что даже в состоянии комы считается, что люди могут тебя слышать, поэтому продолжала говорить.

"Ты такой сильный, - сказала она, - с тобой все будет хорошо. Мама уже в пути, папа тоже. С Эвой все в порядке. Дети в порядке. Все едут".

Пока она сидела там, чередой проходили врачи, но Ким была расстроена тем, что не могла получить четкую и полную картину. Один врач говорил о моей ноге, другой - о легких и ребрах, третий - о дыхании, третий - о глазе. В какой-то момент меня ненадолго