История ростовского летчика. Домой сквозь годы - Константин Владимирович Ярошенко

согласился обсудить с ним при личной встрече все вопросы. Более того, я сказал, что готов уже на следующий день, то есть 20 мая 2010 года, вылететь в Киев.

Маккей немного замялся, а потом сказал, что сейчас очень занят и не может лететь в Киев. Но, как только освободится, сразу же прилетит. На том мы и закончили беседу.

19 мая 2010 года приехал Набиль Хадж. Увидел мою замотанную полотенцем шею, но мои просьбы отвезти в физиотерапевтический кабинет проигнорировал. Я сообщил ему о плачевном состоянии самолета. Сказал, что мне нужно лететь в Киев. С самого начала я говорил ему, что прилетел всего на два-три дня и у меня нет денег для проживания в Либерии. И так я уже «залез» в деньги, которые были у меня для оплаты по договору с АНТК им. Антонова на продление срока службы моего самолета Ан-12. Так что имеющихся в наличии денег мне уже не хватало для покрытия всех расходов. Набиль сказал, что нужно немного подождать и что завтра я смогу встретиться с руководителем гражданской авиации Либерии.

Мне необходимо было заранее знать об официальной позиции авиационных властей Либерии по этому Ан-12, чтобы в случае запрета на вылет из Либерии по каким-либо причинам (арест, санкции, вымогательство и т. д.) я не тратил деньги и время на восстановление самолета, не беспокоил лишний раз людей, добиваясь их содействия в продлении и подготовке к перегонке самолета в Россию или на Украину.

После моего прилета в Либерию жена сообщила мне, что врачи нашли у нее серьезное заболевание и ее кладут в больницу. Я успокаивал и поддерживал ее как мог. Для меня жена и дочь были и остаются смыслом жизни. Я очень их люблю. Тринадцатилетнюю дочь я должен был в начале июня отвезти лично в пионерский лагерь «Орленок», чтобы посмотреть, где мой ребенок будет жить, кто и какие будут у нее вожатые, и поговорить с дирекцией лагеря. Понятно, что о своих проблемах в Либерии я не мог говорить жене, чтобы она не волновалась. Раньше я сам решал и не такие проблемы. В общем, как ни крути, я должен был вернуться домой до конца мая.

20 мая 2010 года, рано утром, «охрана» повезла меня в Министерство гражданской авиации Либерии, если можно так назвать эту организацию, находящуюся около международного аэропорта Roberts. Ранее я участвовал во всех авиационных семинарах и собраниях министерств гражданской авиации этого региона. Представляя на тот момент единственную лицензированную по всем нормам ICAO авиакомпанию в регионе, я лично был знаком с предыдущим «министром» Либерии, а также, когда получал разрешения и открывал регулярные пассажирские рейсы во Фритаун, много общался и с «министром» гражданской авиации Сьерра-Леоне. Я знал проблемы Либерии, знал и что ICAO запретило регистрацию и эксплуатацию воздушных судов Либерии. Но при необходимости было разрешено регистрировать воздушные суда в Гвинее и под гвинейским контролем эксплуатировать их в Либерии.

«Министерство» находилось в небольшом одноэтажном строении, вокруг которого не было больше никаких зданий, лишь вдалеке виднелся аэропорт. Догадаться, что это и есть министерство, было невозможно. «Министра» на месте не оказалось. Он подъехал через 20–30 минут. Моя «охрана» осталась на улице, а меня позвал служащий министерства. Разговор министр вел как-то подозрительно скованно. Я дал понять, что в курсе всех региональных проблем, знаком со многими из авиационных властей региона и что я сам имею большой вес в Гвинее. Сообщил, что встречался и общался в Конакри на одной из конференций с предыдущим министром гражданской авиации Либерии. Также сказал, что хорошо знаю нынешнего директора управления воздушным движением Roberts Control, гвинейца по национальности, который ранее работал заместителем министра гражданской авиации Гвинеи. Говорили еще о чем-то, но по выражению лица я понял, что министр чувствует какую-то неловкость. Возможно, относительно меня он получил определенные инструкции от службы безопасности Либерии.

Я сообщил ему, что имею один самолет Ан-12 в Конакри и приобрел другой Ан-12, стоящий сейчас на аэродроме в Монровии, и что мой визит к нему касается только этого самолета. Спросил его, возникнут ли проблемы по техническому перелету до авиаремонтного завода после технического обслуживания, даст ли он (или его заместители) разрешение на вылет из Либерии и какие проблемы могут возникнуть. Он же не мог не быть в курсе проблем относительно единственного самолета, стоящего без регистрации на его территории. Но министр не был готов к этому разговору. Наверное, организаторы провокации думали, что я буду разговаривать с ним как обыкновенный пилот, который о тонкости организации полетов имеет самые поверхностные знания. Обдумывая каждое слово, он сказал, что не владеет ситуацией по самолету, что ему нужно лететь в Конакри и обсуждать эту тему у него нет времени. Короче, сейчас он ничего не может мне по этому поводу сказать.

Я обрадовался тому, что он летит в Конакри. Я готов сегодня вылететь вместе с ним в Конакри, так как здесь без его решения мне делать больше нечего. Еще я предложил, что мы можем непосредственно с представителями Министерства гражданской авиации Гвинеи обсудить все проблемы по Ан-12. Тем более что последняя регистрация и сертификаты летной годности самолета были как раз от гвинейского министерства. Я также сказал, что собираюсь вернуть самолет в гвинейский реестр, а Министерство гражданской авиации Гвинеи, зная мой пунктуальный и очень серьезный подход к авиатехнике, без особых проблем даст мне разовое разрешение на технический перелет самолета до ремонтного авиазавода.

На мое предложение о полете с ним в Конакри министр только ехидно улыбнулся (наверное, знал, что я не смогу вырваться из рук DEA и покинуть Либерию), но мое заявление о планируемых решительных действиях в Конакри его насторожило. Было видно, что он занервничал. Я спросил, какой авиакомпанией и в какое время он вылетает. Он сказал, что прямых рейсов нет, и он летит в Аккру, там пробудет день-два, а потом вылетит в Конакри. Название авиакомпании и время вылета он мне не сообщил, только сказал, что вылет в ближайшее время и он должен уже сейчас ехать в аэропорт, давая мне понять, что разговор окончен.

Попрощавшись, мы выехали в город. «Охрана» поинтересовалась, как прошла встреча, а я ответил, что ничего не решил и ничего не узнал. Сказал, что министр улетает в Конакри и мне тоже нужно срочно лететь туда же. Попросил подъехать к ближайшему билетному агентству, чтобы купить билет. Они ничего не ответили, но было видно, что моя просьба оказалась неожиданной и поставила их в тупик.

По пути