Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

дня. В письме она писала, что это ее подарок к 17-летию и к моему выпуску, и чтобы я заранее отвезла материю Елене Александровне и передала ей картинку, по которой она сошьет мне платье. В этой посылке я нашла и светлые шелковые чулки к туфлям. Я всегда чувствую даже на расстоянии заботу и ласку ко мне мамы и папы. В первый раз я на выпускном вечере буду нарядная, в шелковом платье, одену туфли на высоком каблуке и почувствую себя не девочкой-подростком.

Марии Ивановне я дала денег, просила ее купить все, что нужно ко дню моего рождения, и позаботилась, чтобы все было хорошо, помогая Марии Ивановне. Вечером из Ленинграда приехал дядя Миша, позднее – Маруся с женихом и Маней. Пришли все наши мальчики и Тася. Принесли много разных подарков. Мальчики – конфеты, вино, Павлуша – большой торт; только не было Саши Голубенкова, его призвали в Красную Армию.

Вечер прошел весело, оживленно, играли в разные игры, фанты, я много танцевала, Тася пела, и Боря усиленно за ней ухаживал. Марусин жених – Герман Георгиевич – очень веселый и мне понравился своей находчивостью. Они пригласили меня на свою свадьбу в январе. Он инженер.

Катя в этот вечер была не такая, как всегда, как будто чем-то недовольна, но ее плохое настроение было по ее же вине. Она часто своими капризами много портила сама себе, так было и в этот раз. Когда начали танцевать, ее сразу не пригласили мальчики, и она стала танцевать с Тасей. Боря и Миша подбежали к ним, чтобы их разнять, но Катя продолжала танцевать, уверяя, что с Тасей ей приятней и что она ее никому не хочет уступить. Мальчики отошли, им это не понравилось, и им было не с кем танцевать. Катя и дальше продолжала делать вид, что ей очень весело с Тасей, и не отходила от нее, поминутно исчезая в нашу комнату и делая вид, что мальчики ее не интересуют и она не обращает на них внимания. Когда начинали танцевать, она отказывала всем, кто ее приглашал, заявляя, что ей весело. За ужином она сказала, что за Тасей и Маней ухаживает она, а чтобы я угощала и развлекала мальчиков, напомнив мне, что сегодня я хозяйка вечера и должна позаботиться, чтобы всем было весело, а себя она тоже считает гостьей. Я старалась не обращать внимание на ее капризы и только раз заметила ей, что мальчики обижены тем, что она с ними не танцует, на что она ответила, что они ее не приглашают. «Но к тебе ведь подходил Миша», – возразила я. – «Да, но это было слишком поздно», – ответила она недовольным голосом. Я старалась танцевать со всеми по очереди, с каждым до усталости, так как меня приглашали сразу по несколько человек. Мальчики совершенно перестали приглашать Катю на танцы, очевидно, этим они хотели ее наказать. Мне все это было неприятно.

В час уехали дядя Миша, Маруся, Герман, Маня. В конце вечера, когда Кате надоело капризничать, вышло немного неудобно. Сережа подошел к ней попрощаться, а она приняла это за приглашение с ним танцевать и встала, но не сумела скрыть свое разочарование, и получилось неловко. Мальчики это заметили, и, обращаясь к Мише, Павлуша сказал: «В конце концов, надо Катю проучить хорошо, она слишком капризный ребенок, и то, что она имеет успех, приучило ее к излишнему кокетству и пустым прихотям, которые должны быть исполнены, а то она самонадеянно надует свои губки». – «Да, она очень избалована и любит, чтобы ее забавляли, приводя в хорошее настроение», – заметил Миша.

К концу вечера она вдруг стала ко мне ласкаться и говорить, что очень меня любит, но что я ей изменила и на этом вечере мало ей уделяю внимания, занятая исключительно мальчиками. «Но ведь ты же не гостья, и было бы смешно, если бы я себя вела, как Тася», – ответила я. В этот вечер я больше всего танцевала с Павлушей и была окружена его вниманием. Кроме меня он танцевал с Маней, которая была интересной. Витя был задумчивый, и я старалась быть к нему внимательной и ласковой. Все же, несмотря ни на что, мне было весело в этот вечер. В 4 часа утра гости разошлись по домам.

17 января. Теперь Павлуша стал чаще бывать у нас и обращать внимание больше на меня, чем на Катю. Он подолгу разговаривает со мной, его насмешливый тон сменяется серьезным, и наш разговор становится более содержательным. Витя Лифанов, когда бывает у нас, мало танцует, садится к пианино и подолгу играет. И тогда мне вспоминается один сентябрьский день, когда мы долго гуляли вдвоем в парке. Парк был прекрасен в осеннем уборе, медленно кружась, осыпались с берез золотые листья, и в умирающей природе была разлита грусть. Витя говорил о себе, о жизни, поэзии, вспоминал свое детство, и я поняла тогда, что он чувствителен и каждая жизненная неудача царапает его сердце. Поэтому ему так близка поэзия Надсона[161] и он проникнут его настроениями. Он говорил долго о себе, ему хотелось поверить в свой успех, а в сердце жила скрытая тревога. Было тихо в аллеях парка, шелестя, опадали листья у наших ног, и в их окраске таилась скрытая печаль. В просветах аллей задумчиво грустили белые статуи богов. Я думала: «Витя особенный, он не от мира сего, вроде Тонички[162], а такие редко бывают счастливы в жизни. Я таким увлечься не могу. Возможно, Павлуша эгоистичней, хуже, а я все время думаю о нем». Домой мы вернулись, когда было темно.

18 января. Я собиралась идти к англичанке на урок, и Павлуша пошел меня провожать, когда я сказала, что мне одной скучно идти. Это меня удивило. Последнее время он заметно уделяет мне свое внимание, но я этому боюсь придавать значение.

«Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»[163]. Теперь он стал гораздо больше нравиться Кате, и, по-видимому, она теперь жалеет, что весной не ответила взаимностью. Как-то вечером, сидя втроем на диване, мы разговорились откровенно о том, что было весной, и Катя рассказала Павлуше, как Костя был уверен в том, что Павлушу постигнет неудача, и заранее этому радовался. «Но теперь, – сказала Катя загадочным тоном, – я поступила бы иначе, и Косте не пришлось бы радоваться и все были бы довольны». Павлуша промолчал. «Что будет дальше?» – тревожно думала я. А дальше Павлуша продолжал окружать меня