Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм

Пересказать содержание романа нетрудно. Молодая женщина по имени Гэм кочует по континентам, колеблясь в своих чувствах между тремя (и более) мужчинами, в поисках женской идентичности и счастья. Мы ничего не узнаем о ее происхождении и социальном окружении, зато для нас абсолютно открыты ее мысли о предназначении женщины, о любви, о жизни вообще. Гэм скачет верхом по пустыням, пересекает моря, бродит по базарам и портовым городам, беседует с индусами, арабами и метисами, выходит целой и невредимой из нешуточных переделок и вызывает у всех появляющихся в романе существ мужского пола страстное желание обладать ею. Ибо повсюду «бунтует кровь». Гэм красива и эротична, беспокойна и движима жаждой жизни. Свистят пули, разыгрывается немудреная детективная история. Последний из любимых мужчин гибнет, спасаясь от погони. В конце романа мы находим Гэм в швейцарском монастыре хоть и одинокой, но глубоко умиротворенной: «Жизнь — это всё. Гэм ни о чем не думала, она просто шла и жила этим. Жизнь — это всё... Я ощущаю... божественное чувство... мир молод, как я... И пока я ощущаю себя, мир существует... Пока я живу собой, я живу всеми...»[30]

При всей сумбурности сюжета в романе встречаются удачные пассажи, а описания природы и отдельных эпизодов куда как лучше, чем в первом его романе. «Бедуины в бурнусах кофейного цвета торопливо проскакали мимо. От них пахло верблюжьим навозом и пустыней. За мавзолеями мамлюков кавалькада вытянулась длинной вереницей на фоне невероятно чистого неба и помчалась во весь опор, будто намереваясь взять небо штурмом». Не было в «Приюте грез» и характерного для экспрессионистов соединения в одном ряду «разноликих» глаголов и прилагательных, что нередко делает действие гораздо более динамичным: «Огромное ночное небо хлынуло внутрь, захлестнуло комнату волнами синевы и серебра, следом влетел ветер, залепетал, запел, порывисто дыша, небо — словно узкая, твердая ладошка, а ветер — смуглый, жаркий шепот». Уже в «Гэм» Ремарк использует метафоры и сравнения, которые станут его «фирменными» в более поздних романах: «Затем к дороге подступили джунгли, побежали по сторонам тысячами гибких бамбуковых стволов. Вначале они перемежались рисовыми полями и чайными плантациями, но скоро автомобиль очутился в мрачном лесном туннеле, который зверем напрыгнул на него и накрыл своим тяжелым черным брюхом». «Конусы огня летели впереди точно гончие псы, оплескивая дорогу блеклым коварным заревом».

Отметим, что эпизодически Ремарк побуждает читателя взглянуть на окружающую его суровую социальную действительность: «Без самообмана структура общества распадалась, ведь все колеса и колесики прилежно вертелись и жужжали лишь по причине всеобщего самовнушения, всеобщей убежденности, что в этом кое-что есть, что без колесиков не обойтись. Вот так все эти существа — директора, чиновники, рабочие и продавцы — вплетались в сети деятельной жизни. Мерилом их ценности было прилежание, а прилежание — это такой пустяк!»

Но прежде всего роман «Гэм» любопытен тем, что в нем возникают те основные мотивы в мироощущении героев, которые Ремарк будет постоянно варьировать в своих более поздних произведениях: одиночество («А потому любая встреча — приветствие, посланное из тьмы во тьму, медленное движение мимо другого человека...»), тщетность любви («Ничто не было столь беспощадно, как любовь; утративший свободу чувств терял и того, кому он приносил их в жертву»), фатализм гуманиста («Простейшая из истин, оказывается, гласила: все хорошо и правильно. Кто остается верен себе, не ошибается. Тот, кто теряет себя, обретает мир. Обретший мир находит себя»).

Ранний, неопубликованный роман навсегда останется близок и дорог его создателю. Об этом свидетельствуют, в частности, имена, которые Ремарк присваивал своим героям. В романе «Жизнь взаймы» — это Клерфэ, в «Триумфальной арке» — Равик; этим именем он часто будет подписывать свои письма к Марлен Дитрих в 1930-е и 1940-е годы. Наконец, имя Лавалетт — таково оно у третьего возлюбленного красавицы Гэм — он поставит под рядом своих рецензий и личных писем. Ремарк любил игру с именами не только в личной переписке, но и тогда, когда выбирал их для своих произведений, делая это с особым тщанием. Поэтому не случайно во втором его романе появляются имена, которые он будет использовать потом в своем творчестве, а также в очень интимной переписке. Романом «Гэм» он ступает на путь, по которому пойдет как художник слова.

Почему главное действующее лицо романа — женщина? Во всех последующих произведениях это будут мужчины. В двух первых опубликованных больших романах — «На Западном фронте без перемен» и «Возвращение» — изредка фигурируют солдатские матери, остальные женщины — и их немного — обрисованы как объект эротических переживаний фронтовиков и солдат, которые вернулись домой с войны. В других романах героиням хотя и отведена важная роль в развитии сюжета, однако и Рут Холланд («Возлюби ближнего своего»), и Патриция Хольман («Три товарища»), и Жоан Маду («Триумфальная арка»), и Элизабет Крузе («Время жить и время умирать»), и Лилиан Дюнкерк («Небеса не знают любимчиков»), и неизлечимо больная Элен («Ночь в Лиссабоне») — в конечном счете всего лишь мощное эхо любовных страстей, испытываемых героями мужского пола. А вот почти на все, что происходит в «Гэм», читатель смотрит глазами женщины.

Возможно — но это чисто умозрительное предположение, — необычный для Ремарка угол зрения подсказала ему встреча с женщиной, пришедшаяся на ганноверскую пору его жизни. Именно тогда он познакомился с Ильзой Юттой Цамбоной, горячую сердечную привязанность к которой он испытывал долгие годы. В письмах и дневниках он называет ее Йоханнесом или Петером, для друзей она — Жанна. Цамбона была красива, как с картинки, одевалась элегантно, она холодновато-эротична. Внешне выглядела так, как многие ремарковские героини, например, Патриция Хольман, более других похожая на Ютту Цамбону: узкий овал лица, большие глаза, высокая, стройная. Тип женщины, действовавший на Ремарка магнетически. Когда он познакомился с двадцатидвухлетней танцовщицей и актрисой, та уже была разведена.

Письменных свидетельств о их первой встрече не сохранилось, тем не менее точно известно, что она состоялась в 1923 году, в те дни и недели, когда уже писался роман «Гэм». 14 октября 1925 года они поженились в Берлине. Первое время, несомненно, были очень привязаны друг к другу, однако буржуазно-идиллическим этот брак не назовешь. Ремарк продолжает встречаться с другими женщинами, Ютта Цамбона — с другими мужчинами. Через три недели после бракосочетания в письме своей подруге Эдит Дёрри, дочери человека, под началом которого он работает в журнале «Шпорт им бильд», Ремарк так писал о мотивах, подвигнувших его на женитьбу: «Это был все-таки странный шаг. Я лишний раз убедился, что все писатели врут. В моем поступке было куда больше просто человеческого, нежели эгоистического желания насладиться счастьем... Понятие счастья для меня так изменилось с течением лет: вместо юношеского стремления утолить жажду и пр. — теперь радостная готовность бросить вызов безумствам бытия. Даже брак, кульминационный момент в жизни каждого нормального гражданина, не повлиял на этот мой настрой. Рядом со мной теперь человек, который, может быть, души во мне не чает, и я постараюсь убрать с его пути все мерзкое и безобразное...» Ремарк оставался верен своему обету на протяжении десятилетий — и после того как брак распался.

Некоторое представление о том, как складывались отношения в этом браке, можно получить, читая мемуары Лени Рифеншталь. В своих заметках она касается той поры, когда слава еще не пришла к Ремарку и не изменила стиль его жизни. О встрече с молодой четой в берлинские годы рассказывается тоном добродетельной дамы, не скрывающей своего возмущения увиденным, и оно, надо сказать, никак не свидетельствует о гармонии в этом браке. Писатель и его жена пришли к Рифеншталь — она еще поставит себя на службу нацистскому режиму и удостоится обожания со стороны самого «фюрера», — чтобы познакомиться с кинорежиссером Вальтером Руттманом. «Поначалу настроение у всех было приподнятое, мы пили вино и шампанское, веселились, в общем, от души. Фрау Ремарк была так заманчиво обаятельна, что вскружила Руттману голову. Что ж, пусть немножко пофлиртуют, думала я. Меж тем чувства явно брали верх над рассудком, в какой-то момент Руттман и фрау Ремарк поднялись из-за стола и, оставив меня наедине с ее мужем, удалились в другой, менее освещенный угол комнаты. Сидя рядом с Эрихом, я видела, как он пытался заглушить ревность вином. Я не знала, что мне делать. Своим поведением парочка поставила меня в тупик... Неожиданно “отщепенцы” появились перед нами, и фрау Ремарк сказала мужу: