Проживая свою жизнь. Автобиография. Часть I - Эмма Гольдман

упомянула лондонскую газету в разговоре с Мостом, и тот рассвирепел. Он отрезал, что её издают подозрительные личности, связанные со «шпионом Пойкертом40, который передал Джона Неве, одного из наших лучших немецких товарищей, в руки полиции». Я и не подумала усомниться в словах Моста и перестала читать Autonomie.

Но чем больше я входила в дела движения, тем очевиднее проступала для меня предвзятость Моста во многих вопросах — и я снова начала читать Autonomie. Вскоре я пришла к выводу: хоть у Моста и были основания убеждать меня в нечистоплотности сотрудников лондонской газеты, но их видение анархизма мне гораздо ближе, чем у Freiheit. В Autonomie больше говорилось о свободе индивидуума и независимости групп. Её посыл мощным образом повлиял на меня и моих друзей. Саша предложил наладить контакт с лондонскими товарищами.

Вскоре мы узнали, что группа Autonomie есть и в Нью-Йорке. Она еженедельно проводила собрания по субботам в доме на 5-й улице со странным названием Zum Groben Michel41. Впрочем, название хорошо сочеталось с грубыми чертами лица хозяина и его мрачным видом. Идеологом группы был Йозеф Пойкерт.

Йозеф Пойкерт

Мы всё ещё помнили враждебный отзыв Моста об этом человеке и долго не могли принять другую версию истории ареста Неве от самого Пойкерта. Но месяцы совместной работы убедили нас в том, что неважно, как велика его вина, — он просто не мог намеренно стать предателем.

Одно время Йозеф Пойкерт был видной фигурой в австрийском социалистическом движении. Но до популярности Иоганна Моста ему было далеко: не хватало пылкости характера, ораторских способностей и таланта в целом. Пойкерт был серьёзным и педантичным человеком, напрочь лишённым чувства юмора. Сначала я решила, что его мрачность — следствие гонений, которые сделали Пойкерта изгоем. Но со временем я поняла, что некая неполноценность присуща ему сама по себе — она-то и разжигает ненависть Пойкерта к Мосту. И всё же мы больше симпатизировали Пойкерту. Междоусобица между двумя анархистскими лагерями — последователей Моста и Пойкерта — была, по большому счёту, плодом личного тщеславия обоих. Мы подумали, что будет справедливо предоставить Пойкерту возможность высказаться перед группой непредвзятых товарищей. Нас поддержали некоторые члены организации «Пионеры свободы» — Федя и Саша тоже состояли в ней.

В декабре 1890 года состоялась национальная конференция еврейских анархических организаций. На ней Саша предложил тщательно разобрать причины вражды между Мостом и Пойкертом и попросил обоих представить доводы. После этих слов вся личная неприязнь Моста к Саше обернулась неприкрытой яростью. «Этот надменный молодой еврей, — воскликнул он, — этот Grünschnabel42 смеет сомневаться в Мосте и товарищах, которые уже давно доказали, что Пойкерт шпион?» Я вновь убедилась, что Саша давно оценил Моста по достоинству: разве он не деспот в личине анархиста, который хочет направлять движение своей железной рукой? Разве Саша то и дело не повторял мне, что Мост больше не революционер? «Поступай, как знаешь, — сказал мне Саша, — но я сыт по горло Мостом и Freiheit». Он сразу же бросил работу в газете.

Я ощущала, что уже слишком сблизилась с Мостом, слишком глубоко заглянула ему в душу, слишком живо ощутила на себе его обаяние, слишком много узнала о его взлётах и падениях, чтобы вот так быстро порвать наши отношения. Значит, я должна пойти к нему и попробовать успокоить, как раньше. Я была уверена, что Мост горячо желает воплотить в жизнь наш прекрасный идеал. Разве он не бросил всё ради него? А сколько боли и унижений ради него он перенёс? Разумеется, Мост поймёт, как вредит движению его раздор с Пойкертом.

Саша назвал меня слепой почитательницей. Он всегда был уверен, что я воспринимаю Моста больше как мужчину, чем революционера. И всё же я не могла согласиться с Сашиными резкими словами. Когда я впервые услышала, что он ставит Дело выше жизни и красоты, что-то возмутилось во мне. Но всё же я никогда не была окончательно уверена, что Саша заблуждается: человек, так самоотверженно посвятивший свою жизнь одной цели, не мог быть кругом неправ. Мне казалось, что это со мной что-то не так — я была скорее человеком приземлённым, чем возвышенным, и больше внимания обращала на душевные качества людей. Я часто думала, что слишком слаба и никогда не смогу достигнуть таких высот в служении идеалу революции, как Саша. По крайней мере — я любила его за рвение и надеялась, что мне представится шанс показать, какой я могу быть преданной.

Я отправилась в офис Freiheit встретиться с Мостом. Как изменилось его отношение ко мне, как сегодняшняя встреча мало походила на мой первый визит сюда! Я почувствовала это прежде, чем Мост заговорил. «Что тебе надо от меня — ты же теперь состоишь в той ужасной группе? — так он приветствовал меня. — Ты подружилась с моими врагами». Я подошла ближе, убеждая его не начинать ссору в редакции. Может, он согласился бы прогуляться со мной вечером, ради нашей старой дружбы? «Нашей старой дружбы! — насмешливо воскликнул Мост. — Она была прекрасна, пока мы дружили. Где она сейчас? Ты спокойно помогаешь моим врагам и предпочла мне какого-то молокососа!» Мост продолжал изливать свою злость, но я будто бы заметила изменения в его тоне — он больше не был таким суровым. Этот голос и поразил меня с самого ­начала; я научилась любить его, понимать его дрожащее непостоянство — от стальной твёрдости до нежной мягкости. Мне всегда удавалось определять эмоции Моста по тембру его голоса. И сейчас я поняла, что он больше не злится.

Я взяла его за руку: «Пожалуйста, Ханнес, пойдём, а?» Он сжал меня в объятиях: «Ты ведьма, ты ужасная женщина. Ты уничтожишь любого мужчину. Но я люблю тебя. Я готов пойти с тобой».

Мы пошли в кафе на углу 6-й авеню и 42-й улицы. Там обычно собирались театральные актёры, игроки и проститутки. Мост выбрал это заведение потому, что товарищи редко захаживали сюда. Мы уже давно никуда не ходили вдвоём, и я забыла, каким удивительным образом преображали настроение Моста пара бокалов вина. Он становился совсем другим, и я словно переносилась в другой мир, где нет раздоров и ссор, обязательств перед Делом и мнения товарищей, на которое всегда нужно оглядываться. Все разногласия отходили на второй план. В тот вечер мы разошлись, так и не поговорив о Пойкерте.

На следующий день я получила от Моста письмо и сведения по делу Пойкерта.