Я трогаю войну руками - Ирина Юрьевна Бугрышева

И кто-то останавливается, чтоб расслышать все слова, чтоб не спешить.

Кто-то идёт к залу, на звук — потому что хочет не только услышать, но и увидеть. А это огромный, объёмный звук большого зала. Тот звук, что я раньше слышала на госпитальной койке. Потом слышала внутри себя. Потом — на ночной кухне — стуком клавиш по клавиатуре. И теперь он звучит набатом на весь мир.

— И впереди нас ждёт Победа! — это уже моя реплика.

— И мир! — заканчивает Паша-Костя на сцене. И в жизни также.

* * *

Я стояла среди толпы выставочного комплекса и не могла осознать это чувство. Когда спрашиваешь себя: «Что я сейчас чувствую?» А в ответ — только гул сердца. Бух. Бух. Бух.

Делай, что должен. Что должна.

И тогда я взяла микрофон у звукорежиссёра. Спустя минуту отдала его дочке. Она кивнула: принято. Я знаком показала: пока выключен. Дочь щёлкнула ногтем по включателю: уже включён.

Я вернулась. Села рядом с Сашей.

Мир вернулся на место.

* * *

А потом мы ехали домой на такси. Саше врач дал увольнение до понедельника. И мы ехали домой — сквозь магнитные бури, усталость, головную боль, эмоции, невыплаканные слёзы, тревогу, сквозь дождь и пробки. И Саша смотрел по сторонам и говорил, глядя на площадь Восстания и Московский вокзал:

— Вот здесь скорая стояла, когда меня везли в госпиталь. Вот это место я ещё помню, а дальше потерял сознание.

Мы ехали дальше, и на Литейном мосту Саша замирал:

— Вот на этом мосту я перестал дышать.

И тут же добавлял:

— Получается, этот мост я видел только на открытках. Тут ограда красивая.

Мы ехали дальше. И было понятно: победим. Вместе победим. А потом остановимся. Выдохнем. Осознаем. Расплачемся. И разберёмся, что там были за чувства. За эмоции. Махнём на тот необитаемый остров, где время остановится.

…А пока впереди были выходные, которые Саша проведёт в нашей семье — гуляй, братва!

Впереди будут горячий душ (руку Саше мы заизолируем пищевой плёнкой), горячие блины на завтрак и прогулка по ночному Петербургу на машине. Впереди будет массаж, много разговоров и тепла. Это всё будет впереди.

Впереди…

…Будут и разговоры про Сашин позывной. Его на фронте звали Тамада.

— Почему Тамада? — улыбнулась я.

— Когда стал командиром отделения разведки, — улыбнулся Саша, — мне дали позывной Коптер. Я же был оператором квадрокоптера. Но когда заехали «за ленточку», то поняли — рации прослушиваются, и по позывному легко догадаться, что работает оператор дрона. А это одна из первых целей противника. Мне дали задачу — поменять позывной. И тут пошла логика: квадрокоптер часто применяют на свадьбах, и парни решили, что я буду Тамада. Так и пошло.

Я улыбалась. Смотрела по сторонам. Думала, что нужно показать Саше город таким, каким его люблю я. Со Стрелкой, с «Авророй», с Каменноостровским. С разговорами и невским ветром.

Впереди было два дня выходных. Я придумывала план: так, нога у Саши уже восстановилась. Ну, почти. Ходит без трости даже. С руки сняли спицы. Есть с чем работать.

Я ещё много что могла придумать.

Впереди был целый сегодняшний вечер.

* * *

Зазвенел телефон. Игорь.

У меня тут же перед глазами встала его спина — со знаком «найк», рассказ про то, как пуля чирканула по спине, и обещание: «Иду на фронт. Будем работать. Много работы нас ждёт. Делаю, что должен».

Я слушала Игоря, а будто смотрела ему в глаза. У него был такой голос, с хрипотцой — что за голосом легко было додумать и улыбку, и щетину, и боль в спине.

— Ирин, с праздником. Отмечаем, да. Конечно. Тебе спасибо за поздравление! Наступлением отмечаем. Двадцать пять дней боевых. На передовой. На линии соприкосновения. Контузило меня. Защемило нерв. Сорвал спину. Лечусь. У нас контузия не считается за ранение. Массаж делают. Но другой. Не такой, как ты делаешь. Отмечаем, да, отмечаем. Я же участник Крымской весны — так что февраль у меня — это сплошные праздники. Семнадцатое. Двадцать третье. И впереди двадцать седьмое.

— Что такое семнадцатое и двадцать седьмое? — уточнила я.

— Ну, как? Семнадцатое — мы взяли Авдеевку. А двадцать седьмого отметим День вежливых людей. День сил специальных операций. Я ж участник Крымской весны! Мой праздник.

Я кивнула — сама себе. Вот же. День вежливых людей. Мысли сбились в кучу.

Но чем помочь со спиной? Какую мазь посоветовать? И да, Авдеевка.

Авдеевка!!!

— Ирин, — продолжал Игорь, — мы взяли Авдеевку. Взяли! Но тут ещё много работы. Можешь помочь? Я тебе скинул пару видео в Телеграме. Нужна помощь, Ир. Смотри туда в список, подумай, а позже спишемся-созвонимся. Я же знаю, ты можешь. А нам надо побеждать.

Я посмотрела в список и… как там говорят мужики на фронте? «Работаем, братья. Работаем». Я посмотрела в список и стала писать обращения в фонды и письма друзьям. Первой строкой в списке стоял тепловизор. Второй — квадрокоптер. И много что ещё.

В ночи я написала Игорю: «Вместе победим».

Рядом сидел Саша. Пил чай. Говорил:

— Вот же как. Игорь лежал в пятнадцатой палате. Теперь я. И мы оба с тобой рядом. Вот же как бывает, Ир, надо же.

У Игоря в ночи была связь. Не мигающие сигналы, а настоящая связь: видно, отлёживался чуть в стороне от линии фронта.

Была связь — и потому Игорь писал про гайморит и головные боли. Днём не сказал. Как бы не первой важности новости. А в ночи советовался: что делать? Что пропить? Что прокапать?

Я писала про антибиотики и капли с антибиотиком в нос. Здесь, на берегу, не осмелилась бы прописывать антибиотики. Посоветовала бы сделать анализы и сходить к врачу. Там — другое дело. Там — кроме меня у Игоря никого рядом не было.

Игорь кивал:

— Принято. Завтра куплю.

Я писала: «Выздоравливай!»

Он бодрился: «Это непременно. Нам же побеждать!»

Я писала: «Спасибо за Авдеевку, Игорь. Спасибо!»

«Эта операция войдёт в учебники по военному делу», — писал он.

Я молчала.

Знала, что Игорь не станет говорить лишнего. Сидела с телефоном в руках. Ждала… «ИСА печатает». «ИСА печатает». «ИСА печатает».

Минуты казались вечностью. Я смотрела в телефон и думала про позывной Игоря — Иса. Странный какой-то позывной. Но не страннее, чем Тамада.

Наконец, мой телефон пиликнул долгожданным сообщением: «Ещё осенью разведка обнаружила, что в тыл к вэсэушникам ведёт подземная труба. И чтоб сделать вентиляционные шурфы, ремонт в трубе вёлся под работу