Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента - Теодор Рузвельт
Америка выходит на мировую арену. Воспоминания президента читать книгу онлайн
Трудно в это поверить, но США когда-то даже не помышляли о значительной роли в мировой политике. Им не под силу было тягаться с такими политическими «тяжеловесами», как Великобритания, Франция, Россия, позже – Германия. Всё стало меняться в годы правления Теодора Рузвельта – 26-го президента США в 1901–1909 годах. «Является ли Америка слабаком, чтобы уклониться от работы великих мировых держав? Нет!» – заявил он.
Рузвельт выработал доктрину «большой дубинки», смысл которой пояснил фразой: «Не повышай голоса, но держи наготове большую дубинку, и ты далеко пойдешь». Во внутренней политике эта доктрина применялась для ограничения деятельности монополий; во внешней она означала право США вмешиваться в дела соседних государств, если там складывалась угрожающая для Штатов обстановка.
Кроме того, первым из американских президентов Теодор Рузвельт употребил выражение «мировой полицейский», считая, что Соединенные Штаты могут взять на себя такую обязанность для поддержания порядка в мире. В ходе войны между Россией и Японией он выступил в роли посредника между этими странами, в результате чего был заключен Портсмутский мир, а Рузвельт получил Нобелевскую премию.
В данной книге впервые на русском языке приводятся мемуары Теодора Рузвельта, в которых он рассказывает о своей деятельности.
Реформаторы, которые осуждали политическую коррупцию и мошенничество, когда их показывали за счет их собственных кандидатов низкопробными подопечными, истерически аплодировали подобным коррупционным трюкам, когда эти же политики применяли их против людей, с политической и экономической программой которых реформаторы не соглашались.
Я всегда инстинктивно и по своей природе был демократом, но если бы мне нужно было вновь прийти к демократическим идеалам здесь, в Америке, стимулом послужило бы то, что я увидел не только в большинстве богачей, но и в большинстве тех, кто больше всего кичился своим образованием и культурой в ситуации, когда мы начали бороться с уродливыми моментами нашей социальной и экономической системы и нападать на людей, ответственных за ошибки, – неважно, насколько высоко эти люди стояли.
Различные столкновения между мной и существующей государственной машиной, мой триумф в них и тот факт, что люди становились все более и более заинтересованными, привели к любопытной ситуации на Республиканском национальном съезде в Филадельфии в июне 1900 года. Сенатор Платт и руководители «Нью-Йорк машин» очень хотели убрать меня с поста губернатора, главным образом из-за враждебного отношения ко мне людей из крупных корпораций; но они также убедились, что на моей стороне такая общественная поддержка, что мне будет трудно отказать в повторном выдвижении, если бы я потребовал этого.
Они соответственно, решили выдвинуть меня на пост вице-президента, воспользовавшись тем фактом, что в то время я был популярен в стране. Так я стал вице-президентом, а затем президентом Соединенных Штатов.
* * *
Но прежде, чем рассказать об этом, я хотел бы коснуться еще одной стороны своей губернаторской деятельности.
Одной из тягостных обязанностей главы исполнительной власти в таких штатах, как Нью-Йорк, а также в стране, является отказ в помиловании. И все же я не могу представить ничего более необходимого с точки зрения хорошего гражданина, чем способность закалять свое сердце в этом вопросе. Давление на исполнительную власть всегда самое сильное в двух видах дел: во-первых, когда применяется смертная казнь; во-вторых, когда человек, по чьему делу вынесен приговор, занимает видное положение в обществе и в деловом мире, и, как следствие, его преступление, вероятно, касалось финансов.
Что касается смертных приговоров, проблема в том, что эмоциональные граждане всегда видят только человека, чья судьба решается в данный момент, но не видят ни его жертву, ни будущих возможных жертв, которым свершившееся помилование причинит вред.
Более того, почти у любого преступника, каким бы жестоким он ни был, обычно есть какой-нибудь человек, который вступится за него. Если мать жива, она всегда придет, и она не может избавиться от ощущения, что случай, в котором она так заинтересована, необычен, что в этом случае должно быть предоставлено помилование. Было действительно душераздирающе видеть родственников и друзей приговоренных к смертной казни убийц, и среди очень редких случаев, когда что-либо идущее от правительства заставляло меня терять сон, были случаи, когда мне приходилось слушать, как какая-то бедная мать умоляла за преступника, – такого злого, жестокого и развращенного, что с моей стороны было бы преступлением отменить его наказание.
С другой стороны, были определенные преступления, когда просьбы о снисхождении просто выводили меня из себя. Такими преступлениями были, например, изнасилование, или распространение непристойной литературы, или что-либо, связанное с тем, что сейчас назвали бы торговлей «белыми рабынями», или убийство жены, или грубая жестокость по отношению к женщинам и детям, или совращение.
Я говорю в таких случаях в делах, которые действительно рассматривались передо мной, когда я был губернатором, или когда я был президентом. В некотором количестве этих случаев высокопоставленные люди подписывали петиции или писали письма с просьбой проявить снисхождение к преступнику. В двух или трех случаях – в одном, когда какие-то молодые хулиганы изнасиловали беспомощную девушку-иммигрантку, и в другом, когда богатый и высокопоставленный врач соблазнил девушку, а затем заставил ее сделать аборт, – я вышел из себя и написал людям, которые просили о помиловании, сказав, что я крайне сожалею, что не в моей власти увеличить срок наказания. Затем я позволил обнародовать факты, поскольку считал, что мои просители заслуживают общественного порицания. Получили ли они это общественное порицание или нет, я не знаю, но то, что мой поступок их очень разозлил, я знаю, и их гнев доставил мне настоящее удовлетворение.
Список этих просителей был довольно длинным и включал двух сенаторов Соединенных Штатов, губернатора штата, двух судей, редактора и нескольких известных юристов и бизнесменов.
Когда преступление было связано с нецелевым использованием крупных сумм денег, причина давления была иной. Случаи такого рода чаще возникали передо мной, когда я был президентом, но они случались и во времена губернаторства, главным образом в делах окружных казначеев, присвоивших вверенные им деньги. Президент крупного банка, железнодорожный магнат, чиновник, связанный с какой-нибудь крупной корпорацией, или правительственный чиновник, занимающий ответственную должность, обязательно принадлежит к числу людей, преуспевших в жизни. Это означает, что его семья живет в комфорте и, возможно, в роскоши и изысканности, и что его сыновья и дочери получили хорошее образование.
В таком случае проступок отца становится сокрушительной катастрофой для жены и детей, и люди общины, какими бы ожесточенными они ни были изначально против этого человека, начинают испытывать самое сильное сочувствие к униженным женщинам и детям, которые страдают по вине этого человека.
Если подумать только о жене и детях банкира или окружного казначея, любой человек сразу простит обидчика, но неправильно думать только о женщинах и детях. Сам факт, что в делах такого рода обязательно оказывается давление из высоких кругов, давление иногда со стороны людей, которые были, хотя и отдаленно, заинтересованы в преступлении этого человека, делает необходимым, чтобы хороший слуга общественности должен, независимо от того, насколько глубоки его сочувствие и сожаление, исполнить свой долг, оставив преступника под стражей.
Мой опыт того, как часто даруются помилования, является одной из причин, по которой я не считаю, что пожизненное заключение за убийство или изнасилование является надлежащей заменой смертной казни. Средний срок так называемого пожизненного заключения в нашей стране составляет всего около четырнадцати лет.
* * *
Конечно,
