Территория женщины - Татьяна Буланова

с девчонками пробрались уже после другого концерта. У каждой из нас был «свой» музыкант, мне достался Салтыков.

Я стою за кулисами и вдруг вижу — по лестнице спускается мой кумир Витя.

Он нас тоже заметил. Сморщился и отвернулся.

Это я сейчас понимаю, что стайки влюбленных девчонок с листочками или фотографиями Вите смертельно надоели. Но тогда я оскорбилась и, несмотря на его фантастический, уникальный голос, перестала им фанатеть.

ЕСЛИ УЖ

Я ВЫШЛА ДАВАТЬ

АВТОГРАФЫ И

ФОТОГРАФИРОВАТЬСЯ,

ЗНАЧИТ,

Я ДОЛЖНА

ПООБЩАТЬСЯ

СО ВСЕМИ.

КТО КО МНЕ

ПОДОШЕЛ.

С тех пор прошло десять лет. У нас гастроли в Германии. Небольшой зал на 200 человек забит до отказа. Заграничная публика отличается от российской. Тех, кто уехал в другую страну навсегда, преследует ностальгия, и они стараются посещать концерты соотечественников. Для них это не просто концерт, а еще и общение.

В это время как раз вошли в моду фотоаппараты-мыльницы, в немецком зале они были практически у каждой семьи. Концерт закончился, народ потянулся за автографами. И чуть ли не каждый решил сфотографироваться со мной на память!

Это был ужас! После тридцатой фотовспышки я улыбалась уже с трудом. А после сотого снимка почувствовала себя медвежонком на Невском проспекте, с которым фотографируются туристы.

Конферансье — взрослый, умудренный жизненным опытом мужчина — в конце фотосеанса подошел ко мне, погладил по плечу и сказал:

— Танечка, я просто поражаюсь вашему терпению и преклоняюсь перед вами.

Если уж я вышла давать автографы и фотографироваться, значит, я должна пообщаться со всеми, кто ко мне подошел. Чтобы не было обид: либо всем, либо никому.

Если знаю, что у нас скоро поезд и мы можем опоздать, я просто не выхожу в зал, ведь у меня не хватит времени раздать автографы всем желающим. Я прекрасно понимаю: если я выйду и дам автографы десяти зрителям, а еще двести останутся ни с чем — это будет выглядеть по меньшей мере некрасиво.

Когда мы только начинали выступать, нас редко показывали по телевизору. Альбомы выходили на кассетах. Меня мало кто видел и знал в лицо. У музыкантов из нашей группы, их родственников и знакомых часто спрашивали:

— Ну какая она, какая?

И когда узнавали, что я невысокая блондинка, оказывалось, что именно такой они меня и представляли.

У нас никогда не было спонсоров, богатых родственников, мы как могли, так и пробивались.

Выступали в Кировске, в местном цирке. В фойе продавались наши кассеты. На одной стороне был записан альбом «Летнего сада», а на другой — популярная певица Марина Журавлева. Очень многие думали, что меня тоже зовут Марина.

После концерта я иду за кулисы. За мной кто-то бежит:

— Марина, Марина!

— Вы меня? — Я оборачиваюсь. — Только я не Марина, я — Таня.

— Это все равно. Дайте автограф!

Я совершенно не обиделась. Дала автограф и пошла дальше.

Во время других гастролей после концерта ко мне подошел мужчина. Посмотрел на меня внимательно и спрашивает:

— Восемьдесят пятый год помнишь?

— Помню.

— Магазин «Фарфор-хрусталь», — произносит он заговорщицким тоном и смотрит на меня выжидательно.

Тут я поняла, что он меня с кем-то спутал, возможно даже, что с продавщицей. Было очень смешно.

В самом начале у меня сложился имидж вечно грустной певицы, этакой царевны-несмеяны. Наверное, это из-за того, что особую популярность получили песни «Не плачь», «Колыбельная». Потом в моем репертуаре появились песни повеселее.

Мы долго думали, на какие песни делать упор. И на этот вопрос, сами того не зная, ответили мои слушатели.

Мы ехали на гастроли, и на одной из больших остановок вышли на перрон. Пассажиры поезда меня узнали и, пока мы прогуливались, подошли несколько человек.

— Таня, зачем ты поменялась? Раньше ты так хорошо пела грустные песни, мы всей семьей плакали. Ну зачем эти «ля-ля-ля»? Возвращайся обратно!

Идем дальше.

— Таня, молодец, что сменила репертуар! Хватит плакать, эти слезы уж всем надоели!

В результате мы сошлись на мнении, что репертуар должен быть разным, тогда каждый может выбрать для себя то, что ему нравится.

Отработав концерт, сижу в гримерке. Заходят две женщины, явно навеселе:

— Таня, спой еще!

Я вежливо объясняю, что концерт закончился и я устала.

Мои зрительницы возмутились:

— Она устала! А ты думаешь, мы на заводе не устаем!

Наверное, до сих пор многие думают, что у артиста очень легкая жизнь — мы же все время танцуем или поем! А то, что пение, как. впрочем, и танцы — тяжелая, изнурительная работа, им даже не приходит в голову. Я уже не говорю про гастроли с бесконечными переездами и не самыми лучшими гостиницами…

Мы гастролируем по Уралу. Только что закончился концерт в Перми, мы должны сложиться в автобус и ехать в другой город.

Автобус уже подали, и, пока остальные музыканты собирались, я уже поднялась в салон и устроилась у окошка.

Когда мы выезжали из гостиницы, там в это время справляли свадьбу. И вдруг кто-то из гостей узнал, что рядом, в автобусе, артисты. Сначала гости осторожничали: вышла одна женщина, осмотрелась, за ней — другая.

А дальше уже вся пьяная компания завалилась в автобус. Меня окружили и стали рае сматривать, словно я какое-то экзотическое животное.

Если честно, мне стало не по себе. Я съежилась, сижу молчу. Глаза спрятаны за темными очками.

Людям захотелось общения.

— Ты Таня?

— Да. А ты кто?

— А я Маша. А ты знаешь, что неприлично общаться в солнечных очках?

— Что? — Я начала заводиться.

— Сними очки! — настаивали непрошеные гости.

— Знаете что, а вас сюда, между прочим, никто не приглашал!

Возмущенная публика покинула автобус. Меня даже затрясло от негодования.

И вдруг по ступенькам в автобус поднимается сухенькая бабулька.

— Здравствуйте. Кто здесь есть? Ой, чей-то я не вижу никого.

Этот божий одуванчик в платке была так похожа на старушку из булгаковского «Собачьего сердца», которая пришла посмотреть на «говорящую собачку», что мне стало смешно. Злость прошла. Но отзываться на всякий случай я не стала. Бабулька постояла с минуту у двери и вышла.

К своим поклонникам я испытываю исключительное уважение и благодарность. Но в любой профессии, и не только публичной, есть свои издержки и перегибы. Иногда встречаются слишком назойливые люди.

Меня раздражают ночные звонки, раздражает, когда ко мне пристают на улице, чтобы сфотографироваться, а я к этому не готова, когда в гримерку после концерта врываются разгоряченные зрители, а в ответ на мои протесты кричат: «Да кто ты такая?!»

К подобным заявлениям