Митрополит Антоний Сурожский. Биография в свидетельствах современников - Евгений Святославович Тугаринов

Было несколько моментов, когда отношения между Московским Патриархатом и Зарубежной Церковью крайне осложнялись, обострялись. Это началось в 1997 году, когда у нас отобрали наш монастырь в Хевроне[34]. Должен сказать, что владыка Антоний меня поддерживал в моих переживаниях. Это мне помогло сильно, хотя сначала было какое-то отторжение, отчуждение, потому что эти вопросы меня лично касались очень сильно. Его позиция была крайне ясная, однозначная, он таких действий не мог ни одобрять, ни принимать. Я нашел в нем человека, который действительно не только понимал, но и поддерживал меня морально.

У меня состоялась еще в 1997 году (или позже) поездка в Россию. Меня пригласили на научную конференцию в Твери. Мне показалось, что это хорошая возможность встречи с Патриархом. Поскольку времени было очень мало, я никому об этом особенно не говорил, тем более было непонятно, состоится ли такая встреча или нет. Я попросил владыку обратиться к Святейшему с этим вопросом, и благодаря ему встреча состоялась.

Владыка Антоний знал и поддерживал мои стремления к тому, чтобы проложить дорогу к восстановлению единства. Одновременно он сам понимал, что в России, несмотря на внешние перемены, многое еще нуждается в изменении, и даже меня предупреждал о некоторых трудностях, которые могут возникнуть, т. е. он ни в коем случае не старался скрывать что-либо от меня. В этом я ему очень благодарен. Совершенно открытый человек, он абсолютно откровенно говорил со мной обо всем.

Я, конечно, чувствовал в нем какую-то боль. Он предвидел, что у него нет настоящего наследника. Он понимал, что наследник должен быть двуязычный, а такого он не мог найти. У меня было такое чувство, хотя, как я уже говорил, я его видел редко, с большими временными промежутками, но чувствовал, что он очень сильно переживал этот момент в последние месяцы своей жизни.

Я не помню точно, когда состоялась последняя наша встреча перед его кончиной, но она была незадолго до нее. Во всем этом процессе, который привел к единству нашей Церкви, мы с ним совершенно совпадали. Для него было большой радостью, что это может случиться. Любой церковно-активный человек, думаю, в течение всех десятилетий нашего разделения всегда чувствовал эту рану, всегда надеялся на ее излечение. Но как это будет происходить, никто фактически себе не представлял. В моих мыслях, как я сказал уже, владыка Антоний меня очень сильно укреплял и поддерживал.

Где у меня были с ним не то чтобы разногласия, просто я придерживаюсь другой практики, – это в отношении исповеди. Я слышал, что владыка практикует так называемую общую исповедь, и прямо его об этом спросил. Он объяснил мне, что это происходит после тщательного длительного разговора с людьми, на который уходит фактически целый день. Его объяснение вполне меня убедило в том, что есть моменты, где определенный священнослужитель волен так поступать, но это дело не для всех. Это возможно для священников с большим опытом, большим духовным внутренним развитием, поэтому я бы никому не советовал так поступать, но в данном случае я его лично понимал и принимал его позицию. Сам я это не практикую, ибо считаю, что нахожусь не на столь высоком духовном уровне, чтобы это делать правильно. Но почему он это делал, я понимаю.

Комментарий. При жизни владыки Антония мне только один раз удалось побывать на подобной общей исповеди в соборе. Это было Великим постом 2002 года. Владыка называл такие субботние встречи говением, и предназначались они в основном для прихожан лондонского собора. Но в них принимали участие люди и из других приходов Сурожской епархии. Такие говения происходили в течение многих лет и стали традицией.

Обычно это происходило так. Утром в субботу владыка начинал беседу на тему, которая была созвучна посту, например, объяснение молитвы Ефрема Сирина, разговор о покаянии, жертвенности, любви и т. д. Такой разговор занимал около двух часов. Потом шла небольшая трапеза, и беседа продолжалась вновь. После нее владыка отвечал на какие-то вопросы со стороны присутствующих, и далее наступал особый момент-он предлагал всем погрузиться в молчание. Наступала тишина. Люди, которые давно посещали эти говения, знали, что владыка отводил этой части встречи примерно двадцать-тридцать минут. Кому-то эти полчаса казались непривычно тягостными, долгими, люди начинали ерзать на стульях, смотреть на часы, пытались общаться с соседями, кто-то вставал и куда-то уходил. Владыка шутливо говорил по этому поводу:

– На самом деле совсем нетрудно увидеть, кто молчит, а кто нет. Даже если кто-то в это время ничего не говорит, мне понятно, что некоторые совсем не умеют уйти в себя и молчать. (От составителя.)

Есть какие-то вещи, которые один человек может делать, а другой нет. Что-то особенное не поддается общему подражанию. Недаром в Русской Церкви возникло такое выражение, как «кронштадтец». Святой Иоанн Кронштадтский мог делать какие-то вещи, которые никто другой не может. Тут не надо подражать, считать это образцом. Господь дает особые дары тому или иному человеку.

Слева направо: диакон Иосиф Скиннер, митрополит Антоний, архиепископ Марк, протоиерей Вадим Закревский. Лондон, 2002 г.

Безусловно, у владыки Антония была особая харизма, и то множество англичан, которых он привел в Православие, говорит именно об этой харизме. Другой вопрос, удержатся ли эти люди, смогут ли они существовать при другом священноначалии, при другом руководстве уже после владыки? Но это вопрос не о его личном подвиге, а о качестве этих людей.

– Что еще вы обсуждали с митрополитом Антонием?

– Кроме вопросов исповеди, треб мы с ним обсуждали вопрос, как он видит возможность объединения Русской Церкви. Ни у кого не было готового рецепта. Как я говорил, многие мечтали, чтобы это когда-то случилось, но никто не знал, как подойти к этому. Что делать и как делать? Вот с этим вопросом я обращался к нему, потому что он имел опыт жизни на Западе и в то же время участвовал в архиерейских соборах в России. Он знал настроения тут и там, мог оценить ситуацию с другой колокольни.

– Те пути, которые видел митрополит Антоний, совпали с реальными путями, которыми Церковь пришла к объединению?

– Мы в Германии устроили собеседование между двумя епархиями – русской и зарубежной. На каком-то съезде мы встретились с владыкой Феофаном[35], когда он был назначен в Германию, где мы решили вместе проводить такие семинары. Раз в году мы встречались и обсуждали многие спорные вопросы. Я должен