Рождение шахматной королевы. Власть и триумф женщин, правивших на доске и в жизни - Мэрилин Ялом

Мир я сравнил бы с шахматной доской:

То день, то ночь… А пешки? – мы с тобою.

Подвигают, притиснут – и побили,

И в темный ящик сунут на покой[107][108].

Более чем через столетие после смерти Хайяма Иоанн Уэльский, английский монах-францисканец, который учился и преподавал в Оксфорде, а затем в Париже, сформулировал эту аналогию с помощью христианских терминов. Когда он писал «Весь мир – шахматная доска» где-то между 1250 и 1260 годами, то добавил отрезвляющее религиозное измерение, сделав шахматную доску не только символом жизни и смерти, но и метафорическим пространством для греха и искупления. Он напомнил своим слушателям, что, каково бы ни было их положение в жизни, все члены общества, включая короля, будут брошены в один мешок, как только игра закончится. Смерть – великий уравнитель, король может упасть на дно мешка и попасть в ад, в то время как даже бедный крестьянин может вознестись на небеса.

Как и другие люди до и после него, Иоанн Уэльский навязывал шахматным фигурам собственные предрассудки. Он также презирал епископов (aufins) и обвинял их в алчности, возможно, потому что орден францисканцев, к которому он принадлежал, ценил бедность и смирение выше мирских качеств, тех, которые часто демонстрировали епископы. Он также был явным женоненавистником, обвинял королев в жадности, как и всех женщин, и в том, что они, как известно, терпят насилие и несправедливость. Он придавал большое значение тому факту, что и епископ, и королева двигались по диагонали (нечестный ход), в то время как король и ладья двигались по правильным, прямым линиям. (Здесь Иоанн очень удобно забыл, что король тоже может двигаться по диагонали.) У рыцаря есть обе способности: его прямые ходы связаны с его законными полномочиями по сбору дани, а диагональные – с вымогательством и правонарушениями. Пешки тоже обладают этими двойственными свойствами: как правило, они ходят прямо, но, съедая фигуру, идут вбок. Иоанн видит в продвижении пешки вперед и последующих диагональных ходах яркий пример того, как трудно бедному человеку, поступающему вне своего социального статуса, действовать справедливо. Пожалуй, больше, чем что-либо другое, аналогии Иоанна Уэльского показывают нам, насколько универсальна шахматная доска как метафора социальной жизни[109].

Повсеместному успеху шахматной королевы способствовала слава настоящих королев, таких как Алиенора Аквитанская и Бланка Кастильская. Их блистательное правление совпало с распространением шахмат во Франции и Англии и повысило престиж королевы на шахматной доске.

Алиенора, ассоциировавшаяся с поэзией трубадуров и романтическим представлением о правящих женщинах, ввела шахматы при своем дворе, где они стали неотъемлемой частью придворной любви. У ее внучки Бланки Кастильской были другие интересы: она способствовала распространению реликвий своего времени и особому почитанию Девы Марии. Культурные течения, благодаря которым запомнились эти две королевы, – культ Девы Марии, пропагандируемый Бланкой, и культ любви, пропагандируемый Алиенорой, – имели удивительные последствия для шахмат, как будет показано в следующих двух главах.

7

Шахматы и культ Девы Марии

Эта книга появилась благодаря статуэтке Девы Марии из слоновой кости высотой всего три с четвертью дюйма. Эта маленькая Богородица, хранящаяся в музее Изабеллы Стюарт Гарднер в Бостоне, вызвала у меня интерес к шахматной королеве и в конечном счете привела к открытию скрытой связи между мариолатрией (чрезмерное поклонение Деве Марии) и игрой в шахматы.

Созданная в XIV веке в Скандинавии, она восседает на троне; на ее голове корона, украшенная цветами, а под ней – вуаль, и взгляд ее искусно сделанных глаз безмятежно устремлен вдаль. Ее одеяние с длинными рукавами, подпоясанное на талии, ниспадает пышными складками к остроносым туфлям. Как и подобает Святой Матери, она держит на руках Иисуса, который обнимает ее, а его ноги лежат у нее на коленях. Его худые руки тянутся к ее груди, которая, следуя моде того времени, существует как будто бы отдельно от ее тела.

Впервые я увидела ее на экскурсии по музею Гарднер после того, как опубликовала «Историю груди»[110]. Моей целью было найти что-нибудь из коллекции музея, связанное с моей книгой, что послужило бы материалом для следующей лекции. В какой-то момент куратор, который проводил экскурсию, сказал, что хочет, чтобы я взглянула на «шахматную королеву», после чего открыл шкаф и достал оттуда эту замечательную Богоматерь с Младенцем. Хотя я видела много других мадонн-кормилиц, ничего подобного ранее не встречала и была готова поверить, что это шахматная фигура. В моей руке она и казалась таковой; на эту мысль наталкивала и изящная деталь, вырезанная на спинке трона, характерная черта многих шахматных фигурок[111].

Вскоре я приступила к полноценным поискам Марии на шахматной доске. Хотя я и нашла несколько средневековых скандинавских фигур, которые явно были шахматными королевами (см. главу 9), ни одна из них не имела ничего общего с Девой Марией. В конце концов я пришла к выводу, что Мадонна – да еще и кормящая – не могла быть шахматной фигурой. Я спрашивала себя: как бы тогда выглядели остальные фигуры? Бог Отец? Иисус? Святые и ангелы? Однако, увлекшись темой шахматной королевы, я продолжила исследования, забыв о какой-либо возможной связи между королевой на доске и Царицей Небесной. Так продолжалось до тех пор, пока однажды я не наткнулась на доказательства того, что такая связь могла существовать. И она действительно существовала.

В Бодлианской библиотеке в Оксфорде хранится короткое стихотворение, которое ответило на мой вопрос о том, как могли выглядеть другие фигурки. В 48 строфах, написанных на англо-нормандском языке, анонимный автор XIII века представил следующий сценарий: мир сравнивается с шахматной доской, с королями, aufins, ладьями и рыцарями. Черные фигуры принадлежат дьяволу, белые – Богу. Наш прародитель по имени Адам был подобен великому королю на доске, он играл против дьявола, который победил его в три хода. Когда Бог увидел, что Адаму поставлен мат, он начал игру сначала, на этот раз с Иисусом в роли белого короля и Девой Марией на его стороне вместо королевы. Ладьи были апостолами, посланными проповедовать группами по четыре человека. Aufins – «исповедниками» (епископами), а мы, люди, – пешками. Эта притча о грехопадении человека и искуплении через распятие Иисуса изложена в шахматном стиле, следовательно, по крайней мере в воображении этого автора, существовал набор шахматных фигур, который включал Деву Марию, Иисуса и апостолов. Это стихотворение указывало и на поэтическую связь между шахматной королевой и Святой Матерью.

К сожалению, в рукописи не прослеживается развитие фигур после того, как рукой Божьей они были расставлены по местам. Вместо этого повествование следует духу других нравоучений того периода: