Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий

методах борьбы. Комитет единогласно решил призвать одесский пролетариат к политической забастовке с лозунгом «Долой самодержавие» и за созыв Учредительного собрания, а в первое воскресенье после начала забастовки назначить уличную демонстрацию. Комитет предложил всем революционным организациям выступить совместно с призывом к забастовке и организации демонстрации. Бундовцы и меньшевики согласились на это, но никак не соглашались со сроком начала забастовки (мы предложили начать забастовку в пятницу). Бундовцы заявили, что еврейские рабочие, среди которых они работали, получают жалованье в пятницу и что поэтому они не откликнутся на призыв. Да к тому же, по их словам, и не следует звать на забастовку в этот день, ибо у еврейских рабочих не будет денег к существованию, если они не получат в пятницу жалованье. Меньшевики, согласные с доводами бундовцев, к этому прибавляли, что и в субботу тоже нельзя назначить забастовку, ибо русские рабочие получают жалованье в субботу. Согласились ли эсеры призывать к забастовке в пятницу, я не помню. На организацию совместной демонстрации с нами меньшевики, бундовцы и социалисты-революционеры не согласились. Большевистский комитет сам назначил забастовку на пятницу 14 октября и демонстрацию — на воскресенье 16 октября. О забастовке была выпущена листовка, а о демонстрации объявляли на митингах заводов, фабрик, мастерских, когда призывали к забастовке. О забастовке и демонстрации речь будет ниже. Здесь же я хочу остановиться на том, как периферия реагировала на постановление комитета о забастовке и демонстрации.

Тотчас же после заседания комитета мною был созван райком Городского района. Оба решения комитета — о забастовке и демонстрации — были одобрены, но по вопросу о проведении их в жизнь велись больше 6 часов невероятно длинные рассуждения. И они, наверно, так быстро не закончились бы, если бы члены райкома не увидели из окна квартиры, где мы заседали (окна выходили во двор полицейского участка; это была квартира Шаргородского на Почтовой улице, а комната — члена райкома Якова), что казаков держат уже наготове, а это значило, что в городе неспокойно. Когда члены райкома стали передавать директивы группам и ячейкам, то оказалось, что на многих предприятиях, как только до рабочих дошел слух о назначении забастовки, работу уже бросили, не дождавшись официального призыва. К сожалению, я не могу указать, как прошла подготовка к забастовке в других районах. Меня только поразило, что, когда я, как говорится, бегал, высунув язык, по району после заседания комитета, я встретил организаторов остальных двух районов тт. Кирилла и Даниила. На мой вопрос: «Куда вы идете?» — они ответили, что направляются на заседание городской думы. Я не думаю, чтобы у них в районах был тогда такой хорошо функционирующий аппарат, чтобы без них он мог провести директивы комитета. Очевидно, у них в районах связи были незначительные. Комитет решил призвать к забастовке все отрасли производства, кроме водопровода, пекарен и больничных служащих.

Насколько директивы комитета были выполнены и насколько дружно забастовка была проведена, теперь сказать трудно, но она безусловно охватила основные отрасли производства и была очень ощутительна, хотя подача электричества не прекращалась. Многие отсталые заводы, с которыми партия не была связана, бросили работу и без призыва комитета, ибо к тому времени уже стали одесские железнодорожные мастерские и прекратилось железнодорожное движение по постановлению Всероссийского железнодорожного съезда, который заседал в это время в Питере{100}.

Демонстрация была назначена, как я уже сказал выше, на воскресенье 16 октября. Сборный пункт был назначен на углу Дерибасовской и Преображенской улиц, против сквера. Это место было выбрано потому, что на воскресенье были назначены митинги во всех аудиториях университета, а прямо с митинга предполагалось двинуться на назначенное место демонстрации по Херсонской улице (университет находился на углу Херсонской, продолжением которой является Преображенская улица).

Одесский комитет назначил меня руководителем демонстрации, а для всех митингов были назначены товарищи, которые должны были выступать сейчас же по открытии митингов с предложением примкнуть к демонстрации. Организовано все было неплохо, и демонстрация получилась довольно внушительная (для тогдашнего, конечно, времени). Лишь только демонстранты прошли несколько раз по назначенной улице, выкрикивая революционные лозунги (был ли красный флаг и пели ли революционные песни, точно не помню), как на них налетели казаки с нагайками и начали хлестать направо и налево. Они гнали демонстрантов с главной улицы на боковые.

Демонстранты не были вооружены (в комитете вопрос о вооружении в связи с демонстрацией даже не поднимался); поэтому, чтобы спастись от казаков, они опрокидывали стоявшие трамвайные вагоны, выворачивали камни из мостовой и бросали в казаков. Кое-где были разобраны железные решетки скверов.

Демонстрация группами рассеялась по всему центру города, вызывая всех из домов на улицу и останавливая извозчиков. Так продолжалось несколько часов. Стрельбы во время демонстрации, насколько я могу припомнить, не было и серьезно пострадавших со стороны демонстрантов от казацких нагаек также не было, хотя кое-где после разгона демонстрации из опрокинутых трамвайных вагонов делали баррикады, которые казаки брали «с боем».

Мы все, организаторы районов, собрались на явку к т. Гусеву, и каждый докладывал, что он видел. Тогда мы все считали, что демонстрация удалась. После этого я отправился на явку Городского района. Так как она была в противоположной стороне от комитетской явки (около Молдаванки), то мне пришлось пройти через весь центр города. На улицах было большое оживление, хотя уже было часов 4–5 дня, а демонстрация закончилась в 12 1/2–1 час. Несмотря на оживление, на улицах совсем не было видно ни полиции, ни казаков. Когда я подошел уже к явке, из-за угла выскочил конный отряд городовых с наганами в руках. Отряд вдруг остановился и без всякого повода и предупреждения выстрелил в упор в стоявших по обеим сторонам улицы жителей, после чего столь же быстро ускакал обратно.

Как выяснилось вечером того же дня, когда мы собрались вновь на явке комитета, такие же наскоки и расстрелы мирно стоявших жителей около своих квартир, свидетелем которых был я сам, повторялись во всех частях города, где жили рабочие и городская беднота. На собрании комитета, устроенном тут же на явке, мы все были взволнованы налетами полиции, ее убийствами. Только т. Гусев не проронил ни слова и все время что-то записывал. Когда все кончили свою информацию, т. Гусев прочел нам написанное им короткое воззвание о событиях дня, где было указано на необходимость продолжать забастовку и где рабочие призывались вооружаться кто чем может, ибо борьба переходила уже в вооруженную. Воззвание было единогласно одобрено. Тут же было решено готовиться к похоронам жертв этого дня, для