Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

думаю, что ему нравится Катя, но он старается скрыть это, что не всегда удается и поэтому он бывает неестественен.

В школе занятия идут нормально, и я, как и раньше, много занимаюсь дома и в школе. По некоторым предметам мы уже получили отметки. По политэкономии и химии у меня «хорошо», а по русскому, наконец, «отлично».

Недавно мы с Катей были в Мариинском театре на «Псковитянке»[147] с участием Ершова[148]. Он пел Михаила, а Рейзен[149] был очень хорош в роли Ивана Грозного. Сама музыка и картины далекой русской старины захватывали меня, унося мои мысли и чувства во времена величия Пскова, особенно когда с необычайной удалью и чувством звучал голос Ершова на вече. Ночевали мы с Катей у Залькиндсон[150]. Старший сын их, Борис[151], в этом году окончил мединститут и теперь молодой врач, как и его отец; наружностью он не интересный, но очень симпатичный, мягкий и хороший. Его брат Женя[152], студент Технологического института, большой болтун, хвастун, но умный и веселый мальчик.

На другой день погода была плохая, и мы с Катей, купив что надо, поторопились уехать домой. Все Абрамовы ко мне хорошо относятся, особенно Мария Ивановна. По свободным дням мальчики приходят и не дают скучать и задумываться, что-нибудь выдумывая, чтобы посмеяться. Нет, я не могу жаловаться, мне везде хорошо. Мимолетные порывы тоски, хотя и налетают без причины, но их надо прогонять. Для того и молодость дана, чтобы веселым смехом разгонять печаль. Правда, я привязана к дому, и хотя мне хорошо живется у Абрамовых, но бывают дни, когда неудержимо меня тянет домой. Вечером, взяв альбом Кати, я по ее просьбе написала ей стихи.

15 октября. Вчера в школе был вечер самодеятельности. Он прошел хорошо, было много интересных номеров, и в конце я танцевала «Матлот»; меня вызывали много раз и долго аплодировали, прося снова повторить танец. На вечере Пирогов и Корешок сказали мне, что я им больше всего понравилась в костюме моряка, и просили, чтобы я в матроске осталась на вечере. Сережа, подойдя ко мне, улыбаясь, заявил: «Ты, Таня, сегодня настоящий мальчишка, и даже взгляд стал у тебя другой, и, знаешь, это к тебе идет».

В этот вечер я и Катя без перерыва танцевали со всеми нашими мальчишками, а когда, танцуя с Шуриком, я сказала, что люблю брюнетов, он заявил, что готов перекраситься в любой цвет, только бы мне понравиться. Я, взглянув на его белый хохолок и голубые глаза, засмеялась. Вертелся около меня и Маторин, приглашая на танцы и немного надоедая чрезмерным вниманием. Последний вальс я танцевала с Витей Лифановым. Он танцует редко, но очень хорошо. В нем есть что-то располагающее к нему, но слишком мягкое и расплывчатое. Домой нас провожали Павлуша, Витя и Боря, который приехал ненадолго из Охвата. На вечере Боря был интересен в своем новом черном костюме, который к нему шел. Он танцевал только со мной. Возвращаясь домой, Катя шла под руку с Павлушей, а я с Витей; Боря нес сверток моих костюмов. Было темно, под ногами сверкали в свете фонаря большие лужи, в которые мы, заговорившись, попадали, а потом над этим смеялись. Витя вырос на Кавказе и любит его природу, особенно горы. Я его слушаю с удовольствием и понимаю, как ему, живя на севере, дороги эти воспоминанья детства. Когда я смотрела на него, то передо мной промелькнуло то раннее утро, когда мы с ним виделись в последний раз, и я вспомнила, как мы, взявшись за руки, бежали к озеру, и в глубине его голубых глаз было то же ласковое выражение нежности, что и теперь. Что это значит? Прощаясь со мной, он сказал: «Теперь я, наверное, не скоро увижу вас, Танюша». – «Но почему? Приходите к нам». – В его глазах промелькнула радость, и, улыбаясь, он сказал: «Но это ведь возможно не раньше воскресенья?» – «Да, но ведь воскресенье завтра», – возразила я.

20 октября. Вчера за нами зашла Тася, племянница Юрия Павловича, и позвала нас к себе. Тасе исполнилось 18 лет, она хорошенькая, с большими синими глазами, густыми темными волосами, но некрасивый рот и зубы ее портят. Она очень хорошо поет, в этом году окончила школу и собирается поступить в техникум. Юрий Павлович в домашней обстановке не такой строгий, как в школе, он со всеми приветлив, прост и часто подсмеивался над нами. Тася нам много пела грудным приятным голосом. Мы у нее пробыли недолго, и когда вернулись домой, то застали дома гостей. У нас были Павлуша, Костя и Витя Лифанов. Вечер мы провели весело, играя в почту, потом танцевали и, как всегда, много смеялись. Катя Витю позвала на свое рождение.

9 ноября. Вчера была в Ленинграде у дяди Миши и у него обедала. Видела Марину[153], она была со мной приветлива, но между нами мало общего, а потому с ней бывает натянуто. Она уже взрослая вполне и ни с кем не хочет считаться, так говорит про нее дядя Миша. Ненадолго успела зайти к Марусе, но ее дома не застала, и, посидев с Маней, мы решили погулять по празднично убранному городу. Погода была хорошая, на улицах всюду было оживление. Проходя по Дворцовой площади[154], я представляла себе октябрьские дни, когда порыв народной бури зашатал подгнившие ступени трона и так легко со слабой царской головы навсегда скатилась корона.

24 ноября. Кате исполнилось 16 лет. В этот день мы в школу не пошли. Я помогала Марии Ивановне по хозяйству. Катюша получила много подарков: цветы, духи, книжки. Она была в восторге, что она совершеннолетняя. Вечером мы обе были в белых платьях. Гостей было много. Из Ленинграда приехали Наташа с мужем, и были все наши мальчики и Тася. Катя получила поздравительную телеграмму от мамы, папы, Бори и Фомина. Вечер прошел весело и оживленно. Мы много танцевали, играли в разные игры, и только Костя был чем-то недоволен и был скучным. Я много со всеми танцевала, а Витя Лифанов только танцевал со мной. Когда я сидела на диване, он окружал меня своим вниманием, подкладывая к спинке дивана подушку, чтобы мне было удобнее сидеть, или стоял за моим стулом. Я была окружена его лаской, и каждая мелочь его осторожного внимания, не скрою, была мне приятна. Это льстило моему самолюбию, как и то, что он выделял меня среди других. Павлуша