Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

раз лучше, чем сама картина на экране. Постановка и игра хорошие, но все как-то сжато и, главное, не верно. Гринев[138] показан каким-то трусом и пьяницей, а у Пушкина он написан по-другому. Ночевала я у дяди Миши и на другой день поехала к Ивану Ивановичу Меньшикову[139]. Он теперь служит в Ленинграде инженером-экономистом, и мне было странно его видеть в штатском. Он был рад меня видеть, про всех расспрашивал, и мы с ним вспомнили Васильков[140] и индейцев.

Уйдя от него, я шла по Сенатской площади[141], любуясь памятником Петру[142], и невольно вспоминалось 14 декабря 1825 года, когда так же на этой площади державный всадник вздымал на дыбы своей властной рукою коня, и так же был устремлен вдаль взгляд его глаз, а вокруг толпились те, кто пришел на эту площадь, чтобы умереть за свои лучшие идеи. Здесь началось восстание и к вечеру окончилось это кровавое и героическое событие. На этой площади, на белом снегу были отпечатки их ног, и снег был обагрен их кровью, а Медный всадник, как и теперь, смотрел безучастно вдаль.

Пообедав у дяди Миши, вечером я вернулась домой в Детское. От мамы я часто получаю письма, в которых она пишет, что с моим отъездом стало пусто и скучно, что Боря много занимается, и к нему часто приходят его товарищи по школе, что в свободное время они играют в пинг-понг[143] на столе в столовой, что ракетки он сделал сам. С Ниной Кржановской[144] мама послала мне посылку и длинное письмо. Кончаю писать, становится темно, а на дворе льет дождь. Это пришла настоящая осень.

25 сентября. Идя от англичанки, я зашла в парк и долго шла по аллее. Пахло осенью, обнаженной, мокрой землей, увядшей травой. Под ногами печально лежали опавшие осенние листья, и было грустно. Эти запахи увядания сгущались в предвечернем воздухе, и невольно в раздумье припоминалось прошлое, пробегали минувшие дни, богатые радостью, когда все было полно особенного значения и особой прелести в сиянии яркой красоты. Весь мир был полон наивных детских грез, и все радости жизни воспринимались так непосредственно-живо. Это все ушло, этому теперь нет возврата, этому возродиться больше не дано, как и опавшим осенним листьям. Как будто я та же, но в действительности во мне много переменилось. Я даже сама боюсь задумываться о своем отношении к Павлуше с того вечера, когда он объяснился в любви Кате. Для него, кажется, все это было ошибкой, уже забытым эпизодом. А для меня ничто не прошло.

Я села на лавочку и, достав тетрадь, писала стихи. Кругом было тихо в осенних сумерках, и я остро чувствовала свое одиночество и тоску. Идя домой, я встретила Толю Лапшина, и он пошел со мной. По дороге мы говорили о школе, о прочитанных книгах.

10 октября. Сегодня шел первый снег и таял. Я одела шубу, но все равно по утрам мерзну, а мама пишет, что у них на солнце тепло.

Сейчас я увлекаюсь Оскаром Уайльдом[145], но, к сожалению, у меня мало остается времени для чтения, приходится углубляться в учебники. Меня ни один предмет так не пугает, как математика; главное, я не столько боюсь предмета, как Юрия Павловича. Он очень требователен и строг, а у меня не всегда укладываются в голове логично математические выводы и что-нибудь да путается. В школе на переменах часто разговариваю с Толей Лапшиным и Пироговым, а с Володей Петровым как-то разошлись, он очень дружит с Женей Нефедовой.

Дома у нас чаще всех бывают Сережа Муравьев и Павлуша. Получив летом наше письмо, в котором мы в шутку писали, что окружены вниманием взрослых командиров и они нас не считают за девочек, Павлуша теперь нам хочет показать, что мы все же девочки, и делает вид, что приходит играть в преферанс с Марией Ивановной и Михаилом Ефремовичем. А когда приезжает Наташа, то целые вечера сидит с нею. Я внешне не обращаю внимания на его частые насмешки. По временам он бывает мрачен и его шутки язвительны. Костя в присутствии Павлуши впадает в его тон, но обычно он, как и раньше, ровен и вежлив. Миша бывает реже, но я уверена, что он по-прежнему любит Катю. Больше всех и чаще я разговариваю с Сережей на любую тему, когда он приходит к нам. Он всегда одинаков, умеет быть серьезным, вдумчивым, и с ним не бывает скучно. В трудную минуту он может помочь, и, если бы мне захотелось о чем-нибудь его попросить или чем-нибудь с ним поделиться, я бы, возможно, обратилась к нему. Он часто говорит, что не верит в дружбу между мальчиком и девочкой, и однажды заметил, что всегда догадывался, что больше всех из мальчиков мне нравится Павлуша. Я с ним не спорила, сказав, что все это так несерьезно, что об этом не стоит говорить, что я еще ни разу ни в кого не была влюблена по-настоящему. «Но если ты когда-нибудь влюбишься, то очень сильно, в этом я уверен, и я тебе не позавидую», – сказал он, глядя на меня. Когда мы сидели на диване, к нам подошел Костя и сообщил мне, что в меня влюблен Коля Пирогов и что об этом знают многие. Не думаю, что это так. Да и что мне в этом? А Костя, – сам так мало подходящий для романтических историй, – очень любит о таких историях сплетничать.

Из Охвата приехал Боря на три дня, на днях он вернется совсем и будет готовиться для поступления в ВУЗ. В школу приходится ходить рано, и так трудно вставать, когда темно и холодно и еще хочется спать. Я очень люблю уроки по обществоведению Веры Ананьевны[146], она хорошо и интересно их прорабатывает, как и уроки русского языка, которые преподает Алексей Михайлович. Все было бы хорошо в школе, если бы не уроки Юрия Павловича, – а его уроки бывают девять раз в неделю.

12 октября. За последнее время наши отношения с мальчиками стали такими же, как были раньше. Миша и Павлуша бывают почти каждый день, и Павлуша нам часто объясняет математику и решает с нами задачи. Он много вносит оживления и интереса своим всесторонним развитием. Миша последнее время приходит чаще и больше уделяет мне свое внимание, чем раньше, но я знаю, что он по-прежнему любит только Катю. Костя бывает непонятно странным, и я