На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

Полоцк, гасивший для маскировки все огни, казался мертвым. Возле нефтебазы лишь мерная поступь охраны нарушала тревожную тишину. Патрульные, словно подчиняясь безмолвию, не разговаривали между собой, и только при встрече в центре каждой стороны квадрата обменивались двумя-тремя короткими репликами.　

Со стороны кажется несложным — подними проволоку, нырни под нее, протащи за собой вещмешок. Но это не один раз — а четыре. Причем, труднее не поставить рогатку, а высвободить ее в абсолютной тишине, наполненной тяжелейшим трудом и огромным нервным напряжением.　

Никольский потом говорил, что не помнил, как они добрались до баков с горючим. Но если его сознание не фиксировало события, то каждая клеточка тела «помнила» проделанную им работу в коридоре под шипами колючек.　

И все-таки бойцами в эти мгновения владела радость.　Они еще не выполнили задания, но были близки к цели, и теперь никто не мог помешать им. Их движения стали более спокойными, уверенными — никому из фрицев и в голову не пришло бы, что кто-то находится здесь, возле нефтеналивных баков.　

Несмотря на безлунную, беззвездную ночь, бока хранилищ поблескивали мутными бликами, словно хотели посветить бойцам, облегчить их задачу. Но бойцы действовали на ощупь.　

Сначала они все-таки дали себе несколько коротких минут для отдыха — сидели, привалившись спинами к бакам, поглядывали друг на друга. Никольский подтащил к ногам вещмешок, стал развязывать. Верхогляд занялся тем же.　

Заряды надо было распределить так, чтобы первый взорвался от шнура, а другие от детонации. Это было азбучной задачкой для бойцов, но они делали все так, как на тренировке, предельно внимательно. В то же время Никольский не переставал прислушиваться к шагам часовых, потому что визуально не наблюдал патрулей и ориентировался по слуху.　

Когда все было готово и Верхогляд уже расстегнул телогрейку, чтобы скрыть огонек спички, Никольский еще раз мысленно представил обстановку. Оба патруля — на середине расстояния от угловых вышек до въездных ворот. Против ворот, чуть в стороне — Зырянов, готовый прикрыть их, взять огонь на себя. У них есть пять минут, в течение которых они должны покинуть территорию нефтебазы. Карманы Никольского и Верхогляда распирало от гранат.　

Наконец Никольский кивнул Верхогляду. Тот нагнулся над шнуром, расправив полы телогрейки, и Никольский чиркнул спичкой, поднес ее к шнуру.　

Через двадцать секунд они были в десяти метрах от въездных ворот. И тут Никольский понял, что случайности на войне происходят чаще, чем принято считать.　

Патрули уже продвигались к вышкам, но неожиданно по какой-то причине вновь повернули к воротам. Шаги кованых сапог в гулкой тишине были слышны все отчетливей и отчетливей.　

— Ваня, гранаты! — приказал Никольский.　

И Верхогляд, ползший в нескольких метрах от командира группы, тут же приблизился к нему с гранатой в руках.　

И снова требовался высокий профессионализм — двумя взрывами пробить проход в воротах, уничтожить　патрули. Четкое взаимодействие было сейчас решающим фактором успеха. Двум человекам нужно было действовать как одному.　

Верхогляд ловил каждый жест командира, старался не упустить момент, когда у ворот сойдутся патрули. А когда они сошлись, Верхогляд бросил гранату. Услышав взрыв, партизаны вскочили с земли. Стрельба, которую открыл Зырянов, была их спасением. Гитлеровцы на вышках подумали, должно быть, что нападение ведется извне и открыли огонь по Зырянову, который находился в надежном укрытии.　

Никольский и Верхогляд побежали к пролому в воротах, понимая, что проход свободен, патрули убиты и не　встретят их огнем.　

Оставалось полторы минуты до взрыва нефтехранилища, и хотя представлялось невероятным, что за такой короткий срок фрицы успеют оценить обстановку, разгадать суть операции и обезвредить заряды, бойцы по дуге, чтобы не попасть под обстрел с вышек, побежали к Зырянову — повысить плотность огня по вышкам, убедить врага, что нападение ведется извне, что оно только что началось и никто еще не проник на базу.　

Упав на твердую землю и нажав на спусковой крючок автомата, Никольский направил ствол в сторону ближней вышки, не отрывая взгляда от баков. Минута, оставшаяся до взрыва, тянулась необычайно медленно. Он знал, что гитлеровцы сейчас предпримут атаку, но не боялся этого — был уверен, что страшный взрыв нефтебазы остановит врага, деморализует его и сделает неспособным на немедленное преследование.　

Словно ночное солнце встало над городом — так рванулся в небо огромный столб пламени. А за ним — еще и еще, и грохот взрывов потонул в этом бушующем огне, озарившем Полоцк.　

В радиусе тридцати пяти километров проснувшиеся люди наблюдали эту зарю. Они поняли, кто зажег ее и какой удар нанесен в эту ночь по врагу.　

Видели эту зарю и бойцы нашего отряда, наблюдали ее и соседи-партизаны в окружающих лесах… Когда много лет спустя, 15 августа 1979 года, на встрече в Минске, я спросил у П. М. Машерова:　

— Что вы делали в ту ночь, Петр Миронович?　

Он ответил:　

— Пели и плясали.　

В это время уже не было в живых Валентина Васильевича Никольского, совершившего, как мне кажется, подвиг, достойный высшей награды Родины, — может быть, потомки еще вернутся к его биографии и воздадут, хотя и с опозданием, ему по заслугам…　

А в ту ночь он и его товарищи не имели времени любоваться делом рук своих — надо было спешно уходить из города. Как бы ни отвлекало оккупантов, ни бросало в трепет жуткое ночное солнце, жандармерия и городская полиция уже шныряли по городу, хватая подряд всех подозрительных, расстреливая пытающихся скрыться, врываясь в дома с повальными обысками.　

Маршрут отхода был разработан с той же тщательностью, что и сама операция, и был осуществлен, к счастью, без осложнений.　

Шеф «СД-Полоцк» Фибих смотрел на зарево из окна своего кабинета. Грохот взрыва разбудил его, и поначалу оберштурмфюрер не хотел верить в худшее, но срывающийся от волнения голос адъютанта сообщил по телефону о катастрофе, об истинных размерах дерзкой акции партизан едва ли не в центре столь тщательно охраняемого города.　

Двое суток бушевал пожар в Полоцке, и ни о чем другом в эти дин шеф гестапо думать не мог. Взрыв нефтебазы был для него ошеломляющим ударом. Он ждал разжалования, суда, даже отправки на фронт. Но начальство пока что не торопилось с разбирательством, и часы для Фибиха тянулись нескончаемо долго.　

В очередном приказе из Берлина Фибих усмотрел ту холодность, которая, чем дальше размышлял о ней оберштурмфюрер, тем больше выявляла скрытую угрозу. Положение следовало понимать так: его начальство планировало массированное наступление на партизан. Эта кампания должна была охватить огромную территорию на всем протяжении Витебского треугольника. Однако уже сейчас начальство ждало от Фибиха решительных действий в подведомственном