Пролог. Документальная повесть - Сергей Яковлевич Гродзенский

абсолютной власти четы Мальцевых над заполярными жителями – по ту и эту сторону колючей проволоки – можно считать законченной»[36]. После «освобождения с закреплением» отец стал вольнонаемным и, по определению А. Антонова-Овсеенко, начал отбывать «мальцевский срок», который оказался не последним в его многострадальной биографии, работая шахтным коллектором шахты № 1 «Капитальная» комбината «Воркутауголь».

Справка

Приводимый снимок, сделанный 1 августа 1943 года, относится к началу его «вольнонаемничества». Возможно, он интересен и тем, что сделан ровно за год до рождения его сына – автора сих строк.

К концу 1949 года Я. Д. Гродзенский дослужился до главного геолога шахты. В трудовой книжке, выданной 15 августа 1956 года, значится профессия «Шахтный геолог».

Но геология – для него – прирожденного гуманитария, любителя истории и философа с университетским дипломом, дело чуждое. Кто-то сказал, если хочешь изучить какую-либо науку, иди ее преподавать. Яков Давидович так и поступил – по совместительству в течение трех учебных лет (1945–46, 1946–47, 1947–48) вплоть до очередного ареста вел геологию в Воркутинском горном техникуме.

Я. Д. Гродзенский, 1 августа 1943 г.

В любых условиях Я. Д. Гродзенский оставался оптимистом. Александр Павлович Антонец (1915–1993) – его товарищ по Воркутлагу писал ему в письме от 9 февраля 1965 года: «Может быть, ты и не подозревал, что твой оптимизм был для многих полезней всех лекарств всех аптек мира».

В 1960-е годы судьбой моего отца заинтересовался А. И. Солженицын, собиравший материал для «Архипелага ГУЛАГ», который начинается словами: «Эту книгу непосильно было бы создать одному человеку. Кроме всего, что я вынес с Архипелага – шкурой своей, памятью, ухом и глазом, материал для этой книги дали мне в рассказах, воспоминаниях и письмах – 227 свидетелей. Я не выражаю им здесь личной признательности: это наш общий дружный памятник всем замученным и убитым. …Но не настала та пора, когда я посмею их назвать».

В последних изданиях «свидетели Архипелага» названы поименно, и среди них мой отец – Яков Давидович Гродзенский, а в именном указателе к «Архипелагу ГУЛАГ» есть комментарий: «Гродзенский Яков Давидович (1906–1971) – товарищ В. Т. Шаламова, з/к (Воркута, 1935–1950) житель Рязани».

Помнится, Александр Исаевич позвонил нам домой и договорился с Яковом Давидовичем о встрече. О чем беседовали Солженицын с моим отцом, не знаю, но из всего услышанного писатель использовал, кажется, лишь один факт, поместив его в главу вторую части четвертой «Архипелага…»:

«Если уж растление так неизбежно, то откуда берется Василий Мефодьевич Яковенко? Он отбыл два срока, только что освободился и жил вольняшкой на Воркуте, только-только начинал ползать без конвоя и обзаводиться первым гнездышком. 1949 год. На Воркуте начинаются посадки бывших зэков, им дают новые сроки. Психоз посадок! Среди вольняшек – паника! Как удержаться? Как быть понезаметнее? Но арестован Я. Д. Гродзенский, друг Яковенко по воркутинскому же лагерю, он доходит на следствии, передач носить некому. И Яковенко – бесстрашно носит передачи! Хотите, псы, – гребите и меня! Отчего же этот не растлился?»[37].

Без сомнения, самым близким другом моего отца в Воркутлаге был В. М. Яковенко(1907–1991). Когда «Архипелаг ГУЛАГ» стал доступен, я написал ему и процитировал абзац, повествующий о его подвиге товарищества. Ответ Василия Мефодьевича от 3 ноября 1990 года, написанный незадолго до кончины, воспроизвожу: «Дорогой Сережа! Большое тебе спасибо за письмецо, над которым мы малость всплакнули. А. И. Солженицын так написал, что ни убавить, ни прибавить. Были и мелкие детали, но они полузабыты, и о них не хочется вспоминать, да и суть не в них. Очень часто вспоминаю Яшу и прошу его скорее взять меня к себе, взирая на телеграмму от 23 января 1971 года с сообщением о его смерти. Дружба до гробовой доски!»

В. М. Яковенко и Я. Д. Гродзенский. Воркута, 4 апреля 1948 г.

Все же достоверность требует сказать, что арестовывали «вольняшек» в Воркуте в 1949 году не беспорядочно, а придерживаясь алфавита. Поэтому в интересах В. М. Яковенко было максимально тянуть время. Передачи, которые он носил Я. Д. Гродзенскому, частично предназначались в качестве взятки следователю, и тот так дело вел, что угроза ареста для Василия Мефодьевича снижалась.

Я знал его с раннего детства, с первой поездки в Воркуту. И он, конечно, был для меня «дядя Вася», который часто говорил: «Твой отец мне самый близкий человек». Очень хорошо относясь к нашей семье, он отличался довольно резкими оценками в отношении других общих знакомых. Неважно отзывался о своих товарищах по несчастью из Воркутлага. Ни с кем из них, кроме Якова Давидовича, не поддерживал отношения. Плохо уживался с соседями.

В конце 1980-х годов мне предстояла командировка в Воркуту. Я сообщил об этом дяде Васе, предполагал, что он попросит что-то выяснить и сообщить ему о переменах, происшедших в городе, где он провел много лет, может быть, захочет кому-то передать привет. Какое там! В ответ пришло письмо, в котором была масса слов, но всего одна мысль – о Воркуте и всех воркутянах хочется поскорее забыть. И мне лучше бы туда не ехать…

Василий Мефодьевич происходил из простой семьи и среди заповедей Ветхого Завета выделял пятую: «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле». Очень гневался на нынешнюю молодежь, которая недостаточно почитает родителей. Однажды в разговоре с отцом сослался на какого-то знаменитого человека, который в ответ на вопрос, почему он не заводит детей, ответил: «Я не вижу среди подрастающего поколения никого, кого бы хотел назвать своим сыном».

Что было, то было, но отцу моему он всю жизнь оставался самым преданным другом. И, в свою очередь, был для него непререкаемым авторитетом. Мнение В. М. Яковенко буквально по любому вопросу для Я. Д. Гродзенского было очень весомо.

Среди воркутинских приятелей отца Адриан Владимирович Македонов (1909–1994) – в свое время известный литературовед, критик, историк литературы, член Союза советских писателей с года его создания, делегат Первого съезда писателей с решающим голосом, близкий друг А. Т. Твардовского, М. В. Исаковского и Н. И. Рыленкова[38].

В середине 1930-х годов А. В. Македонов возглавлял Смоленское отделение писателей. После того как его репрессировали, очеркист Иван Жига (настоящая фамилия Смирнов) писал в «Литературной газете»: «В Смоленске в свое время подвизался Авербах, здесь он сколачивал свою литературную группку… Авербаховскими «корешками» в Смоленске были… «литератор» Македонов, которого Авербах рекомендовал в партию. Македонов был