Мажоры СССР - Анатолий Владимирович Георгиев

сама себя не вскопает. Дед, Юрий Александрович Золотухин, тот самый, кто возил меня в Ленинград, напротив, считал, что дача — это прежде всего спорт любых видов: от велосипедных прогулок в Екатерининской березовой роще в запретной зоне Учинского водохранилища до карточных баталий в «шестьдесят шесть» и «преферанс». Профессиональный игрок на бильярде в молодости, он неизменно вносил элемент азарта в любую нашу игру.

Однажды он переиграл сам себя, не приняв во внимание мой рано раскрывшийся талант прохиндея. Перед отъездом в Москву он предложил нам проредить участок от сорняков за скромную таксу в три копейки за маленький и пять копеек — за большой. Мы согласились без долгих раздумий: нам был нужен новый футбольный мяч.

Мы начали с энтузиазмом, потом наш пыл подугас: попадалась все время какая-то мелочь, на мяч ее явно не хватало.

— Мишук, зачем нам ковыряться с этой ерундой? — спровоцировал я дядьку, который всегда прислушивался к моим советам, несмотря на семилетнюю разницу в возрасте.

— А какие у нас варианты? — грустно вздохнул он.

— Как какие?! — вскричал я, все более загораясь своей гениальной идеей. — На заднем дворе, где общая дорога с соседкой, такие лопухи по обочинам — копеек на десять потянут, не меньше!

К возвращению деда была собрана полная тачка сорняков, от чего он пришел в ужас. Торг был долгим, но компромисс был найден: всех денег мы не получили, но мяч нам все же достался[35].

Прабабушка Вера Викторовна Панченкова, урожденная Соболева, с отцом на руках (фото из семейного архива)

В Пушкино, на той самой Акуловой горе, которую увековечил Владимир Маяковский, в доме, который построил прадед Тихон Петрович, прошло мое детство — безмятежное, счастливое, полное проказ и маленьких приключений.

Мы с Мишуком были неразлучны, пока он не стал интересоваться девчонками. Я все никак не мог взять в толк: на кой ему сдались эти задаваки? Нет, понимал я, прикольно обстрелять с дерева шишками местных красоток, дефилирующих вдоль нашего забора, но тратить время в их обществе, когда вокруг столько интересного? Лучше отправиться на пруды лягушек пострелять из самострела, уверял я дядюшку. Или сразиться в крокет, или в бадминтон — обязательно на счет и через сетку, — мяч попинать на худой конец.

Крокет — это было серьезно, это было действо, сводившее вместе всю семью, притягивавшее соседей для соревнований между дачными участками, между дамами и мужской половиной, между старшим и младшим поколениями. Каких только комбинаций пар мы не придумывали! Каждый сезон где-то заказывались новые шары взамен поврежденных, а мы со «старшим братом» готовили площадку, выравнивая ямки и подсыпая песочек — требовалось непременно идеальное поле, дабы исключить любые споры. Ведь сражались мы не на жизнь, а на смерть!

Пушкинский крокет (фото из семейного архива)

Увы, мне так и не удалось приучить ни своих детей, ни их друзей к любимой игре своего детства. Травяное поле было безупречно, как и новый комплект шаров и молотков. Но, видимо, не хватило мне того куража, что был у деда, его умения нас завести.

Спортивные баталии часто заканчивались шашлыками. Они вошли в нашу жизнь раньше, чем завоевали Подмосковье. На даче приятеля своего детства, отец которого, Аркадий Лурье, известный художник-иллюстратор, вывез концепцию мангала со своей родины, из Сухуми, мой молодой папа влюбился на всю жизнь в священнодействие с мясом на углях. Железным мангалом мы не обзавелись, его заменили кирпичи. Зато с идеальным мясом проблем не было.

Совсем недалеко от Пушкино, в Тарасовке, находилось уникальное для Советского Союза заведение — шашлычная «Кооператор», по сути, частный ресторанчик. Скромный шалман на берегу Клязьмы с несколькими столиками под пластиковой рифленой крышей и маленьким зальчиком, он притягивал к себе и известных спортсменов из расположенной поблизости футбольной базы «Спартак» и просто любителей хорошо поесть. Шашлыки, цыплята табака, чебуреки — вкуснее, чем в «Арагви», — готовил шеф Георгий Гоголадзе. Здесь можно было разжиться заготовкой шашлыка по-карски из почечной части баранины на косточке и домашним вином, доставленными прямо из Грузии.

Если семидесятые для меня прошли под знаком Пушкино, то восьмидесятые разделились на «Клязьму» и Кратово — большой дачный кооператив, включавший поселок старых большевиков и примкнувших к ним работников ЦАГИ, а также дачи многих известных всей стране людей. Здесь в тени старых сосен в разные годы жили Михаил Зощенко и Сергей Эйзенштейн, Мариэтта Шагинян и Булат Окуджава, сказочник Александр Волков и автор «Железного потока» Александр Серафимович. Мама в детстве играла с девочками-соседками Анастасией и Марианной Вертинскими, а отец раскланивался через забор с профессором из «Гаража» Леонидом Марковым.

Напоминающий охотничий домик с большой выносной террасой на втором этаже был построен по оригинальному проекту моей прабабушки Нины Федоровны Черемухиной, а наблюдал за ходом работ и непосредственно в них участвовал ее шестнадцатилетний сын и мой дед Георгий Алексеевич. Его отец, Алексей Михайлович, в тот момент доводил до ума свой проект первого в СССР вертолета, работу над которым прервал его арест в тридцать восьмом по делу туполевцев.

Поселок назывался «Отдых», но отдыхом здесь и не пахло. Дед не мыслил себя без работы. Если бабушка Наталия Дмитриевна, урожденная Трембовельская, могла позволить себе посидеть в шезлонге с книжкой в руках, то деду непременно требовалось что-то пилить, строгать, натачивать. В сараях были сложены ящики с невероятной коллекцией метизов. Предназначение некоторых инструментов можно было понять лишь из серьезных технических справочников, а под грудой досок пряталась неработающая трофейная немецкая мини-электростанция. Тачку украшало колесо от шасси самолета, инженерные решения в доме ставили в тупик видавших виды специалистов.

Наталья Дмитриевна и Георгий Алексеевич (фото из семейного архива)

На нас с отцом дед смотрел как на бесплатную, но малополезную рабочую силу. Я не роптал, я учился. В итоге, начав с изготовления замысловатой по дизайну двери в чулан под лестницей, продолжив декоративной отделкой прихожей и своей спальни, я взялся за строительство бани, которое растянулось на пятилетку. Мне было всего двадцать пять лет, дури и сил у меня хватало.

Техническим консультантом и соавтором проекта стал, естественно, дед. Бабушка смотрела на нас с ужасом, но, привыкшая к нашим чудачествам, особо не возмущалась. Родители, жившие в то время в Анкаре, предвкушали, как соседи станут их поздравлять с легким паром.

Баня была задумана с размахом. Не просто скромная парилка с купленной по случаю дровяной печкой для