Плавучий мост. Журнал поэзии. №2/2019 - Коллектив авторов

моё лицо,

Положи на блюдечко между крыш.

Город озябшего кутает в пальтецо:

Серый покрой на вырост – не убежишь.

Мальчик, измучась простудой, часы тик-так,

Смотрит: свернулась картинка листком, дудой,

Выпила воду, качается… всё никак

Не отделяется белый защитный слой.

Что там? Машинка? Цветок? Непонятный зверь?

Не успевая отчётливо загадать,

Так, проходя через сон, открывают дверь,

В тряском ознобе слетает бельма печать.

…Чёрточка к чёрточке – абрис, плотнее цвет.

Больно и весело – бред ли, заветный грех?

Стрелки помчались, стекло разорвал рассвет.

Взглянешь – и падаешь: страшно отвесно, вверх

«неужели так в точь всё…»

неужели так в точь всё,

что скажем друг другу —

про июльскую ночь,

залетейскую вьюгу —

больше века назад

сочинил петербуржец,

растранжиривший взгляд

в шурфах лунок и лужиц?

быстротаянье туч

сквозь земные затворы

выпадает не в ту,

где аккорды и оры,

но спеклось на губах,

стало бурым и вязким,

продудела труба,

неприкаян, проляскал

полоумный трамвай

в цепенеющей сини,

нашептала трава

на ребре и бензине…

наше слово – руда.

не зашить под холстину

пульс огня в никуда

своему беллармину:

под ногами всегда

не концы, а начала.

и растут города

из губного причала

балансира тоски

в белой хмари страницы

непробитой доски

исчезающей птицы

Diluvium ad passum Allegro

Шуршало небо зонтиком зелёным

Смешливым двум, друг другом опьянённым

Под всхлипы туфель, капель крап в сквозняк

за ворот… меркло… снова голубело…

Гирляндами ключей вода гремела

По жести водостоков натощак.

С мансардных крыш – то хрусталём, то медью

Крошилась высь, свивалась круговертью

На спицах радужек то в шурф огня, то в пар,

В октавах птиц и в речевых регистрах

Сплетались руки шёпотно, ручьисто.

Осколками воздушных ниагар

Бряцало лето, точно в берег било.

В котором измерении светила

Сошли с орбит, наклон сменила ось?

Дней шелуха крошилась и редела.

И стольким светом истекало тело

Небесное и бренное

насквозь

Костёр

не расспрашивай, ведать грешно —

от какой темногривой звезды

этот долгоиграющий шок,

что за пазухой в ране персты;

как, на ранних трясясь поездах,

о суставы цикады стальной

на составы дробилась звезда,

на состав своей крови земной;

как из розовых ангельских чресл

пятикратным исходом души

грозовел ослепительный срез

и на всполохи сердце крошил.

кто высокооктановый пил —

и сгорал перегретый мотор…

кто-то паклю жевал…

                               но кропил

изо всех заколоченных створ

каждой порой, пронзённой шипом,

тот трезенский исколотый мирт —

и всходил над багровым серпом

золотой искалеченный мир…

пей за светопогрешность дотла,

за мираж, за начало игры

и обрыв, где сцепляет игла

антиструны и антимиры,

белым враном, богиня, воспой

чёрный лавр и чермной океан,

несусветный привой и прибой,

Авиньон, Назарет, Орлеан!

нежный стон, пламенеющий стан

Владимир Салимон

Против здравого смысла

Родился в 1952 г. в Москве. Окончил педагогический институт. Автор двух десятков книг стихотворений. Главный редактор журнала «Золотой век» (1991–2001). Лауреат многих литературных премий, в том числе Европейской поэтической премии Римской Академии 1995 г., Новой Пушкинской премии 2012 г., премии «Венец» 2017 г.

«Чтобы убедиться…»

Чтобы убедиться,

так ли это,

задал самому себе вопрос,

но вопрос остался без ответа:

когда листья сыплются с берез,

дует ветер, холодно и сыро,

поутру похрустывает лед,

ощущенье есть,

что гибель мира

все неотразимее грядет?

Ощущенье близкой катастрофы

почему столь явственно, когда

ухают во тьме кромешной совы,

зыркая ночами из гнезда,

будто за порог в платках пуховых

старушонки ветхие глядят

из окон лачуг своих садовых

на пустой проулок, голый сад?

«Я увидал во сне литературу…»

Я увидал во сне литературу.

Вооруженная мечом,

она была похожа на фигуру,

что ввысь взметнулась над холмом.

Кому, за что она мечом грозила,

понятно было не вполне,

но чувствовались в теле мощь и сила,

как будто бы в стальной броне.

Когда бы знали мы,

что год от года

какой-то червь ее точил,

сокрывшись под броней от глаз народа,

пилил железо и сверлил!

Когда колосс однажды, днем чудесным,

на землю, закачавшись, пал,

всех нас, вокруг кружком стоявших тесным,

больших и маленьких подмял.

«Что за беда…»

Что за беда,

что за напастие

на православный мир?

В церквушке, стоя у причастия,

я слышу, как звенит эфир.

Шныряют взад-вперед небесные

создания в толпе людей,

Господь раздвинул стены тесные

для разыгравшихся детей.

Ты думаешь, что буря подняла

пыль над равниной,

что огни

задула и за плечи обняла

метель?

Нет, это – все они.

Они гремят в шкафу посудою.

Один пострел,

забравшись в дом,

соседку нашу большегрудую

целует в щеку липким ртом.

В нем столько милого и детского!

Когда б не крылышки,