Дневник русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

платок, наверное выронит и нож… Так и вышло. Он выворотил весь карман, и на пол выпал и нож, и портмоне, и какие-то бумажки, и, кажется, даже… шпилька! Я наклонилась и, быстро подобрав нож, спрятала его в складки пеплума.

– Так вот как! Вы приходите на бал точно в классы – с перочинным ножом, – так не отдам же я его вам!

Смущенный Шарль оправдывался, возился с карманом и просил отдать нож. Я отказалась наотрез.

– В наказание оставлю его у себя до завтра.

А сама, под складками пеплума, потихоньку открыла его и сжала ручку. И странно: я сразу успокоилась, словно какая-то сила и твердость от него сообщилась мне.

Но два китайца шли все вдвоем. Danet разыскал нас в толпе.

– Скоро полночь! Пойдут процессии. Пока очередь не дошла до нас – пойдем в ложу, Lydia, и посмотрим, – предложил он.

Чтобы он ничего не мог заподозрить, я тотчас же согласилась.

Мы с трудом нашли место у барьера ложи; она была переполнена.

Женщины, хорошенькие, молодые, в самых разнообразных костюмах, начиная от величавой египетской жрицы и кончая простой белой фланелевой туникой, рассыпались по ложе.

Вдруг одна из них, сидевшая рядом со мной, исчезла и через минуту вновь появилась – в одной газовой тунике, уже без шелковой подкладки. Она спокойно прошлась по ложе. Две другие последовали ее примеру: тоже сняли подкладку своих туник и отнесли в угол ложи.

Простота и непринужденность, с какими эти женщины разделись тут же, на глазах у всех, – заставили и меня отнестись к этому совершенно спокойно. В такой атмосфере, в такой обстановке – это являлось естественным… Я осмотрелась: кругом мелькали голые женские фигуры или вовсе без одежды, или едва прикрытые прозрачным цветным газом…

Сердце у меня почти остановилось: он входил в нашу ложу…

А вдруг он узнает меня? Как ни было нелепо подобное предположение – он близорук и никогда не видал меня без шляпы, – я все-таки инстинктивно прижалась к Danet. Тот прикрыл меня своим плащом.

– Что случилось, моя маленькая Lydia?

– Так, ничего… мне хорошо с тобой… Зачем только ты все бегаешь к этим женщинам?

– Так ведь ради развлечения.

Он со своим спутником вышли из ложи; очевидно, приходили только посмотреть живопись, не обратив никакого внимания на женщин, которые бегали в ложе.

Я вздохнула свободно! Так он не такой, как большинство… какое счастье!

И я совсем забыла, что не он один вел себя вполне прилично, что многие интерны были тоже одни, не приставали к женщинам, что хорошенький интерн с грустным лицом, который ехал с нами в карете, – тоже был все время один…

Чем было объяснить такое поведение? Принципами или просто пресыщением благами жизни? Или же – верностью своим любовницам, которых не могли почему-нибудь взять на этот бал?

Кто их знает… я об этом не думала – я видела только, что он все время один, со своим товарищем, что, очевидно, бояться больше нечего…

Пестрая толпа заколыхалась, раздвигаемая распорядителями. Шествие начиналось.

С другого конца зала показалась колесница, на которой высился гигантский фаллос из красной меди, обвитый гирляндами роз и красного бархата. Около него две нагие женщины раскидывались в сладострастных позах. Колесницу окружала веселая толпа пляшущих, играющих, поющих жрецов и жриц…

Красота и откровенность этого зрелища – совершенно ошеломили меня… Колесница медленно двигалась кругом зала, и гигантский фаллос, окруженный женщинами, гордо высился над толпой.

Следующая колесница заставила меня вздрогнуть от ужаса и отвращения.

На операционном столе лежала кукла, покрытая полотенцем. Рядом с ней, в высоко поднятой руке, врач держал вырезанные яичники; его передник и полотенце были покрыты пятнами крови.

– Это госпиталь «des infants Malades» – вот программа, Lydia, – совал Danet мне в руки какую-то бумажку.

«Что-то еще будет?!» – с ужасом подумала я и, обернувшись, – вдруг заметила вверху неприличный рисунок…

– Пойдем, пойдем скорее, Lydia, – скоро наша очередь! – торопил меня Danet и, схватив меня и Шарля, потащил нас обоих куда-то.

В той части зала, где формировался кортеж, – помещается летний сад и было страшно холодно.

Кругом суетились люди, накрашенные женщины взбирались на колесницы. На нашей уже лежал помпеянец – высокий, рослый, красивый юноша, по типу – настоящий наследник римлян.

В первом ряду его друзей должен был идти Danet и с ним – я, его вольноотпущенница – Lydia. Нас окружили патриции, клиенты, рабы, сзади – нищие. Распорядители бегали и суетились, уставляя нас.

Шествие тронулось, Danet обнял меня одной рукой, небрежно бросая другой монеты в толпу. У Danet от природы осанка патриция, так что он был чудно хорош… Я не смела поднять глаз… мне казалось, что я непременно встречусь глазами с ним…

Мы медленно двигались сквозь живую стену и сотни любопытных глаз. Я набралась мужества, подняла глаза и смотрела куда-то вдаль, стараясь не встречаться ни с одним из этих взглядов.

Мы два раза обошли зал; одну минуту показалось мне, что я прошла мимо него… не знаю… я в эту минуту инстинктивно вновь опустила глаза.

Когда мы вернулись в летний сад – Danet так же поспешно увел меня обратно в ложу, чтобы не пропустить посмотреть другие процессии.

Остальные были очень хороши; вполне художественны по мысли и исполнению.

Госпиталь Неккер – представлял союзников в Китае. Огромный китаец восседал на колеснице, по углам которой сидели курьезные китайские куклы с огромными головами, которые качались в такт.

Я не успела понять, в чем заключалась процессия Hôtel-Dieu, как ворвалась веселая компания поселян времени Louis XV, при сборе винограда под звуки старинной музыки обходя весь зал…

Древние египетские богини госпиталя Сент-Антуана – загадочные, как сфинксы, двигались таинственно и важно.

И как конец – как дитя нашего века – бежала шумно железная дорога, с локомотивом, вагонами, багажом и музыкантами, которые усердно во всю мочь играли какую-то пьесу, возбуждая общую веселость.

Danet и Шарль исчезли из ложи – на раздачу призов. Я наблюдала женщин.

Одна из них – худенькая брюнетка лет под 40, вся накрашенная, привлекла мое внимание. Она все время вертелась около нас, стараясь привлечь внимание Danet. Ее жалкое, худое, с выдавшимися лопатками тело производило впечатление чего-то детского, беспомощного.

Я видела, как внизу в зале Danet танцевал. Как молодое животное – он наслаждался в этот вечер щедрою прелестью и красотой окружавших женщин…

– Смотри, Lydia, – Диана, Диана.

– Кто эта Диана? – спросила я.

– Она позировала для «Парижанки» на Всемирной выставке.

Молодая красивая женщина в чепце, с завитушками на висках прошла мимо.

– Видишь, она поправилась, – долетел до меня отрывок разговора.