Жизнь и труды Марка Азадовского. Книга I - Константин Маркович Азадовский

осветили Вы совершенно для меня новым светом, и подчас неожиданным; направили внимание мое на многие факты, бывшие до той поры мне чуждыми. Занимаясь у Вас, впервые я познал сущность научной работы. И особенно благодарю я Вас за то теплое внимание, с которым Вы выслушивали иные мои сомнения и разрешали их тем или иным указанием. Такое сердечное отношение остается памятным на всю жизнь[15].

Действительно, даже в послевоенные годы М. К., занимаясь с аспирантами Ленинградского университета, нередко вспоминал о Шляпкине «с благодарностью и тепло»[16].

Занятия Марка не ограничивались историей литературы. Стремясь посвятить себя родной Сибири, он не мог не увлечься этнографией[17]. Эта дисциплина, не лишенная в то время гражданского, подчас революционного, содержания[18], была представлена в Петербургском университете весьма скупо: созданной в 1887 г. на естественном факультете кафедрой географии и этнографии первоначально руководил Э. Ю. Петри (1854–1899), первый в России профессор этой кафедры; он же возглавлял (с 1894 г.) учрежденное в 1888 г. при факультете Русское антропологическое общество. Однако курс общей этнографии не читался, и М. К. пришлось расширять свое образование вне университетских стен. Его первым учителем и наставником в этой области стал выдающийся русский этнограф Лев Яковлевич Штернберг (1861–1927), в прошлом – политический ссыльный. Оказавшись на Сахалине, Штернберг посвятил несколько лет жизни изучению малых сибирских народностей – нивхов, айнов, гольдов, гиляков. Вернувшись из ссылки, он работал (с 1901 г.) в Музее этнографии и антропологии, занимая должность старшего этнографа; одновременно, начиная примерно с 1906–1907 гг., читал лекции по этнографии для университетского географического кружка, а с 1909 г. – группе студентов-сибиряков, желающих заниматься сибирской этнографией. Эта группа собиралась по воскресеньям в помещении Этнографического музея[19] и слушала лекции Льва Яковлевича, который одновременно знакомил своих питомцев с коллекциями музея. В одном из отчетов о работе Сибирского научного кружка при Петербургском университете сообщалось, что «группа членов кружка, изучающая сибирскую этнографию, для продуктивности своей работы вошла в сношение с представителями Этнографического музея и, урывая свободные воскресные дни, слушает лекции по сибирской этнографии, которые ведет в помещении Этнографического музея Л. Я. Штернберг»[20]. Среди энтузиастов, готовых «урвать» свободное воскресное время для лекций в Этнографическом музее, был и Марк Азадовский. Регулярные занятия, начавшись в 1909 г., продолжились на следующий год. В отчете о деятельности Сибирского научного кружка за 1910/11 учебный год отмечалось, что его этнографическая секция, состоящая из 12 человек, посещала воскресные лекции Штернберга, который, кроме того, «руководил обозрением коллекций Музея»[21].

Летом, уезжая на каникулы, студенты-сибиряки занимались, по указаниям Штернберга, сбором этнографических материалов, которые, вернувшись осенью в Петербург, они передавали в Этнографический музей, обогащая его коллекции.

Личные отношения, завязавшиеся между Азадовским и Штернбергом в стенах музея, продолжатся до смерти Льва Яковлевича. В одном из писем к нему М. К. вспомнит об этих занятиях и назовет их «дорогие и памятные часы»[22]. А в письме к С. А. Штернберг, вдове ученого, М. К. подчеркивал: «Для меня, как и для Виноградова[23], лекции Л<ьва> Я<ковлевича> значили чрезвычайно много и в значительной степени определили ход и направление дальнейшей работы»[24]. О том же М. К. счел нужным упомянуть и в своем некрологе «Памяти Штернберга»:

С редкой отзывчивостью и охотой откликнулся Л<ев> Я<ковлевич> на просьбу молодежи о чтении для них ряда лекций по этнографии и практике собирания. Этим лекциям, прочитанным небольшой группе молодежи, значительно обязано современное сибирское краеведение и сибирская этнография[25].

Сообщая о студентах-сибиряках, первых и самых верных учениках Штернберга «во всю предреволюционную эпоху», его современный биограф упоминает также М. К.:

Под влиянием Штернберга он <Азадовский> в дни летних каникул участвовал в этнографических экспедициях в Иркутской губернии (1910–1912). Изначально Азадовский собирался пойти по стопам своего учителя и заняться этнографией коренных народов Сибири. Однако поняв, что ему не очень даются местные языки, и вспомнив наставление Штернберга, что без знания языков хорошим этнографом не станешь, он переключился на русский фольклор[26]. <…> В конце 1920‑х он вспоминал, что Штернберг сильно помог ему на раннем этапе карьеры[27].

Желание учиться не охладило общественный темперамент М. К., и, будучи уже студентом, он принимает участие в работе студенческих организаций, прежде всего землячеств. Возникшие в России еще во второй половине XIX в. и легализованные рядом законов и правил 1905–1907 гг., землячества разворачивали тогда свою деятельность почти во всех российских университетах, тем более в стенах главного университета страны. Студенческие объединения создавались либо по национальному принципу (литовское, грузинское и т. д.), либо по региональному (по названию региона или города). Среди ряда землячеств, возникших в Петербургском университете[28], было и хабаровское, объединявшее студентов-хабаровчан; Марк Азадовский стал активным его участником[29]. Его подпись как представителя хабаровского землячества стояла на адресе, поднесенном 25 октября 1909 г. на юбилейном общем собрании членов Общества содействия учащимся в С.-Петербурге сибирякам[30] (собрание проходило в помещении Русского географического общества).

Хабаровское землячество пользовалось поддержкой со стороны хабаровчан. Одним из «спонсоров» был Константин Иннокентьевич, считавший своим долгом помогать сыну-студенту. В некрологе, посвященном К. И. Азадовскому, упоминается о хабаровском землячестве в Петербурге, которое, «особенно в первый год, существовало почти исключительно на средства, собираемые покойным»[31]. Хабаровское землячество тесно взаимодействовало со студентами-иркутянами, образовавшими иркутско-якутское землячество; его председателем в 1908 г. был избран Эдуард Левенберг[32].

Как видно, уже в самом начале своего жизненного пути М. К. ощущал себя сыном Сибири, призванным изучать ее историю, культуру и быт. Л. В. вспоминала:

Многие сибиряки, приехав в Петербург, быстро ассимилировались там и очень скоро теряли всякие связи с Сибирью. Это мне говорили сами сибиряки. Не то было с Азадовским. Не говоря уже о том, что он состоял в Сибирском землячестве и играл там видную роль, он был связан тысячью всяких отношений со своей родиной.

Еще будучи студентом, он твердо говорил своим друзьям: «Я вовсе не собираюсь жить всегда в столице. Я вернусь в Сибирь и буду работать в Сибири»[33].

«Помню его <М. К.> еще в Питере, в „Сибирском землячестве“, на наших замечательных вечерах и вылазках в Финляндию, с традиционными сибирскими пельменями, пением „Славное море – священный Байкал“, „Gaudeamus“ и т. п.», – вспоминала М. М. Богданова[34] (письмо к Л. В. от 15 декабря 1954 г.).

Одновременно в российских университетах возникали