Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

японское правительство занимает такую же антикоммунистическую позицию, как и германское. Из этих бесед, имевших место в 1934–1935 годах, выкристаллизовалась идея сделать одинаково направленные стремления предметом переговоров»{14}.

В письме курировавшему в МИДе дальневосточную политику Отто фон Эрдманнсдорфу от 1 января 1936 года Дирксен утверждал, что инициаторами переговоров выступили Риббентроп и Канарис — так ему сказали в японском Генеральном штабе{15}. Версия об инициативе Риббентропа закреплена в вердиктах Нюрнбергского и Токийского трибуналов — не в последнюю очередь со слов Осима — и в некоторых мемуарах.

В окружении Риббентропа на начальном этапе переговоров важную роль сыграл Фридрих Хак, лоббист той части военно-промышленного комплекса, которая стремилась расширить торговлю с Японией (большинство ориентировалось на чанкайшистский Китай — исправного покупателя оружия и боеприпасов){16}. Еще осенью 1914 года Хак был интернирован японцами при захвате германской крепости Циндао в Китае и обзавелся хорошими связями в военных кругах, которые пригодились ему после войны, когда он занялся торговлей оружием. Версальский договор запретил Германии разрабатывать и использовать современные военные технологии и полностью лишил ее военной авиации и подводного флота. Дальновидные люди стали искать партнеров для тайного сотрудничества. Для летчиков и танкистов таким партнером стала Советская Россия. Флот с помощью связей Хака решил попытать счастья в Японии, куда весной 1924 года прибыл одетый в штатское Канарис{17}. Результатов вояж не дал, но влиятельные люди оценили имя и связи Хака. Десять лет спустя их использовал Риббентроп — по совету всеведущего шефа Абвера.

Изучая в начале 1960-х годов историю Антикоминтерновского пакта, японский историк Т. Охата имел возможность использовать не только документы, но и личные свидетельства участников событий. Сопоставив их, он убедительно доказал, что инициатива исходила от Осима. В этом бывший военный атташе сам признавался на старости лет, опровергая свои показания на Токийском процессе, где он сознательно преуменьшал собственную роль и валил всё на покойного рейхсминистра.

В 1966 году Осима говорил американскому историку Х. Бервальду: «Можно сказать, что Риббентроп и я были очень близкими друзьями. Мы часто встречались по вечерам, славно проводя время за вином и ликерами. Пожалуй, тот первый Антикоминтерновский пакт никогда не был бы заключен, если бы между Риббентропом и мной не существовала близкая дружба»{18}. Историк М. Миякэ, лично знавший генерала-посла в те же годы, рассказывал мне, что Осима отличался открытостью и откровенностью и если не хотел обсуждать какие-то темы, то прямо говорил об этом, не прибегая к отговоркам и не ссылаясь на слабеющую память. И категорически отказался писать мемуары.

Риббентроп с готовностью подхватил инициативу, но переговоры шли полуконспиративно, не отражаясь на бумаге. Например, не документировано присутствие на них Сиратори, наезжавшего в Берлин из Швеции, хотя для современников его участие не было тайной{19}. Осенью 1935 года Риббентроп представил Осима фюреру, и с этого времени они встречались неоднократно вплоть до конца войны. Осима надеялся на заключение хотя бы ограниченного военного союза против СССР — пусть даже тайного! — но не мог рассчитывать на это, не располагая необходимыми полномочиями. Риббентроп, напротив, хотел сделать пакт гласным и идеологическим, а потому открытым для других держав. В его расширении он видел залог продвижения к вожделенному креслу министра иностранных дел, убеждая Осима — как и Гитлера в меморандуме от 16 августа 1936 года, — что «только будучи опубликованным, Антикоминтерновский пакт достигнет своей цели и даст нам возможность начать широкое дипломатическое наступление против большевизма и приступить к формированию блока антибольшевистских государств»{20}. Так что их подходы к совместно задуманному соглашению изначально различались.

Слухи о переговорах, более того, о их успешном завершении, значительно опережали события. Дневник антинацистски настроенного американского посла в Берлине Уильяма Додда — источник популярный, но ненадежный ввиду обилия сомнительных утверждений и откровенной дезинформации — фиксирует сведения о том, что японско-германский пакт уже заключен (!), в записях от 25 марта, 26 мая, 29 мая, 25 июня и 11 июля 1935 года и 29 февраля 1936 года, то есть за много месяцев до его действительного подписания{21}.

Среди информаторов (точнее, дезинформаторов) Додда выделялись британский посол Эрик Фиппс и его советский коллега Яков Суриц. Не берусь утверждать, была ли дезинформация случайной или намеренной, но и Лондон, и Москва были осведомлены о переговорах по разведывательным каналам, используя сведения в соответствии с собственными расчетами. Среди фрондировавших германских дипломатов всегда хватало охотников поговорить по душам с британскими коллегами и поругать «нацистских выскочек». В советской разведке эту работу осуществляли резидент в Нидерландах Вальтер Кривицкий (позднее шеф европейской резидентуры НКВД и один из самых знаменитых перебежчиков) и Рихард Зорге, который получал информацию от военного атташе в Токио Ойгена Отта и, согласно одной из ведомственных справок, «дал почти полные сведения в отношении подготовки и заключения Антикоминтерновского пакта между Германией и Японией»{22}.

В итоге подписи под пактом поставили Риббентроп и Мусякодзи, за спиной которого стоял улыбавшийся Осима. С японской стороны послу был поручен только последний, официальный этап переговоров — во избежание конфликтов как в самом посольстве, так и между МИДом и армией.

2

Обратимся к сущности, целям и характеру Антикоминтерновского пакта. Обычно его называют военным союзом агрессивных держав, обращая особое внимание на прилагавшийся к нему секретный протокол (или соглашение). Если попытаться разобраться в его содержании без предубеждения, нельзя не отметить, во-первых, отсутствие конкретности в формулировках, во-вторых, ограниченность обязательств сторон. Приведу содержательную часть пакта:

«Правительство Великой Японской Империи и правительство Германии, сознавая, что целью коммунистического „интернационала“ (так называемого „Коминтерна“) является подрывная деятельность и насилие всеми имеющимися в его распоряжении средствами по отношению к ныне существующим государствам, будучи убеждены, что терпимое отношение к вмешательству коммунистического „интернационала“ во внутренние дела наций не только угрожает их спокойствию, общественному благосостоянию и социальному строю, но представляет собой также угрозу миру во всем мире, и выражая свое намерение сотрудничать в деле обороны против коммунистической подрывной деятельности, заключили нижеследующее соглашение.

Статья 1. Высокие договаривающиеся стороны обязуются взаимно информировать друг друга относительно деятельности коммунистического „интернационала“, консультироваться по вопросу о принятии необходимых оборонительных мер и поддерживать тесное сотрудничество в деле осуществления этих мер.

Статья 2. Высокие договаривающиеся стороны обязуются совместно рекомендовать любому третьему государству, внутренней безопасности которого угрожает подрывная работа коммунистического „интернационала“, принять оборонительные меры в духе данного соглашения или присоединиться к нему.

Статья 3. Настоящее соглашение заключено на пять лет и вступает в силу со дня его подписания. Обе договаривающиеся стороны своевременно, до истечения срока действия настоящего соглашения, должны достигнуть взаимопонимания относительно характера их дальнейшего сотрудничества»{23}.

Составной частью пакта являлся конфиденциальный дополнительный протокол:

«При