Дневник русской женщины - Елизавета Александровна Дьяконова

жаловались, что плохо устроились. Я побывала у них – и действительно, неудобно и нехорошо. Предложила им переехать в наш пансион, там как раз есть две свободные комнаты. Сводила, показала, поторговались с мадамой и упросили ее отдать комнаты именно им, а не другому семейству, которое тоже имелось в виду. Они были очень довольны, я тоже: оказать услугу таким людям считаю за честь, и очень рада, что теперь у меня в пансионе есть такое симпатичное знакомство.

14 ноября, четверг

Сегодня утром получила от него визитную карточку – «Э. Ленселе. Интерн в больнице». А его почерком внизу написано: «Приезжайте в Бусико в четверг около четырех часов, если этот день вам подходит».

«Если этот день вам подходит!» – да будь у меня хоть тысяча дел – все брошу и пойду!

Сегодня начало лекций на нашем факультете. Когда я появилась в аудитории в парижском зимнем костюме, не то что в прошлом году – в черной шляпе и нескладной русской жакетке, – студенты устроили овацию. Я несколько растерялась от такого выражения симпатии. Положим, я одна на своем факультете, и это немало занимает их…

Я рассеянно слушала профессоров, заглянула в библиотеку и после завтрака, чтобы убить время, – зашла и в Guild, на уроки, которые мне страшно надоели своей скукой и элементарностью. Нет, мне решительно нечего делать в этом учреждении для учительниц языков: я настолько хорошо знаю язык, что практически говорю очень бегло, а изучать грамматику – не хватает терпения, и я умираю от скуки на уроках.

Потом поехала в Бусико. Горничная отворила дверь.

– Мсье Ланселе просит его извинить, он не мог дождаться вас; по телефону его вызвали к больному, он вынужден был уйти. Он назначит вам другую встречу.

– Спасибо, мадам.

Я ушла. Сердце мучительно сжалось. Ну что ж? Он вынужден был уйти… значит, нельзя было остаться. Но если бы… он все-таки захотел остаться… Ведь мне он нужен не меньше, чем тому больному.

16 ноября, суббота

И опять по-прежнему жду письма… Напрасно буду ждать! Но нет, – ведь он же сказал горничной, что назначит другой день.

Сегодня, по окончании лекции, Бертье по обыкновению вышел со мной в коридор. Бедный мальчик не отходит от меня ни на шаг. К нему подошел высокий, стройный, красивый брюнет, очень хорошо одетый.

– Позвольте вам представить моего товарища Danet, – сказал Бертье.

Брюнет почтительно поклонился.

– Впрочем, он не столько студент, сколько художник.

– Ну, просто любитель, – вы ему не верьте, он и впрямь расскажет так, что можно подумать, будто я настоящий художник, – перебил его Danet.

– Вы много рисуете? – спросила я.

– Да. Во всяком случае – это интересует меня гораздо больше, чем юридические науки. Особенно теперь работы много: с одним художником рисуем ложу в госпитале Брока для бала интернов.

Я вся насторожилась.

– Это еще что такое – бал интернов?

– А это очень интересно. Видите ли, интерны дают бал в зале Бюлье. И вот некоторые госпитали делают ложи и устраивают процессии. Мы выбрали текст из Тита Ливия: богатый помпеянец дает праздник в честь освобождения своего любимого раба. После празднества он отправился в храм Юпитера и возвращается к себе домой, окруженный друзьями. Вот мы и рисуем вид Помпеи у подошвы Везувия, – наша ложа должна быть римская. И оденемся все в античные костюмы.

– О, так это должно быть очень интересно! – воскликнула я.

– Да, будет весело, – улыбаясь, отвечал Danet.

Значит, он будет на этом балу, я могу увидеть его…

– А мне… можно попасть на этот бал? – робко спросила я.

Danet рассмеялся, а на детском лице Бертье отразился явный ужас.

– О, нет, нельзя… это бал веселый и… очень свободный. Жаль отказать, но, право, это не для вас. До свиданья, спешу в Брока. Работы много.

Он пожал нам руку и скрылся в толпе.

– Надеюсь, вы спрашивали Danet о бале интернов не серьезно? Ведь вам же нельзя туда идти… – сказал Бертье, тревожно заглядывая мне в лицо.

– Конечно, конечно, – нет… я пошутила. А вы сами туда не пойдете?

Детское лицо Бертье приняло совсем испуганное выражение:

– Я-то? Да как это можно?! Меня родители не пустят. Danet живет самостоятельно, у него нет отца, он очень богат, что хочет, то и делает. А я не могу, у меня родители очень строгие.

Я успокоила бедного мальчика, – но уже решила, что буду на этом балу. Если я не могу видеть его нигде, неужели потеряю такой случай?

А вечером сидела у румынок и слушала рассказы медички о больнице и интернах. Отчего бы и мне не сходить с ней в Hôtel-Dieu, это так напомнит его, – вдруг сообразила я. И попросила na belle Romaine взять меня с собою.

– С удовольствием, – любезно согласилась она. – Это действительно очень интересно. Одного Dieulafoy стоит посмотреть.

– Это, кажется, знаменитость? – неуверенно спросила я.

– Еще бы! – воскликнула медичка, чуть не негодуя на мое неведение светил медицинского мира. – Еще бы! Вот вы увидите – замечательный красавец, и как сохранился для своего возраста! Совершенно шикарно! Он читает по средам и субботам. Пойдемте в среду. Заходите за мной к 9 часам утра.

18 ноября, понедельник

Поздно встала сегодня: накануне у Кларанс был вечер.

Она прислала мне с утра записку. И madame Tessier – пока я одевалась – заботливо следила, все ли хорошо. Когда я сошла вниз, небольшая гостиная была уже полна. Молодые люди – пианист, скрипач и виолончелист – играли трио. Я тихо пробралась по стенке, чтобы не мешать, и села рядом с Кларанс.

Было несколько новых лиц. Кроме писательницы сентиментальных романов, еще две: одна – молодая красивая брюнетка, в ярко-красном платье, другая – блондинка неопределенных лет, высокая и тонкая, с пышно взбитой прической и подведенными глазами.

Я уже начинаю привыкать, что в Париже употребление косметики не есть признак какой-либо одной категории женщин, как у нас, – а общераспространенная привычка. Первое же время по приезде я со всей провинциальной наивностью всякую накрашенную женщину принимала за кокотку.

Музыканты играли очень недурно, как настоящие артисты. Henry, живой как ртуть, не мог спокойно сидеть на месте: он, казалось, с нетерпением ожидал, скоро ли кончится концерт, чтобы показать свои таланты.

Кларанс потихоньку, чтобы не мешать игре, рассказывала мне его биографию.

– Вы услышите от него всякие анекдоты… скабрезные, а в сущности, он сам ведет очень скромную жизнь, работает не покладая рук, беден, как Иов: живет всего на 55 франков в месяц, стипендиат города Тулузы. Сам готовит себе обед, при этом – всегда весел, всегда в хорошем настроении, ни на что не жалуется. Предупреждаю вас, что бы