Крёстные матери. Женщины Коза ностры, Каморры, Ндрангеты - Алекс Перри

двоюродного брата, который – что иллюстрирует инцестуозный характер вражды – работал на Мирабелли.

Старший брат Леи, Флориано, руководил большей частью кровопролития. Он вовлек свою девятилетнюю сестру, попросив ее спрятать пистолет их дяди, когда ожидался полицейский рейд. Но, несмотря на наставления Флориано о долге вендетты, несмотря на предупреждения Марисы о необходимости хотя бы притворяться, несмотря на всю злость, которую она испытывала из-за смерти отца, и едва ли зная, что какая-то другая жизнь вообще существует, Лея не могла вспомнить дня, когда бы она не видела сквозь ложь. «Лея родилась в семье, где насилие было правилом, – сказал ее бывший адвокат Винченца Рандо (Vincenza Rando), известная всем как Энза (Enza). – Это было “Убей одного из моих – я убью одного из твоих”». Лея видела мир иначе, сказала Энза. Для нее «Ндрангета была культом смерти, а Лея была женщиной, которая любила жизнь. Ндрангета пишет твою судьбу за тебя. Лея хотела написать свою собственную».

Независимость Леи, возможно, исходила от матери. Хотя ее мать вышла замуж за ндрангетиста, она всегда работала, в основном уборщицей в школе в Петтилии. «У нашей матери был совершенно иной образ мыслей, чем у людей здесь, – сказала Мариса. – Она была порядочной женщиной». Именно мать Леи научила ее тому, что Лея всегда говорила Дениз: что образование – это свобода и что обеспечение семьи – это то, что дает женщине достоинство.

Тем не менее их мать не была ласковой, сказала Мариса. Она, Флориано и Лея росли в основном на попечении бабушки и дедушки, которые могли бы быть из другого века. Из троих детей, по словам Марисы, именно Лея, младшая, острее всего чувствовала отсутствие родителей. Она всегда просила фотографии отца, которого, раз она никогда его не знала, могла свободно представлять идеальным: заботливым, любящим и жестоко отнятым у обожаемой дочери. В подростковом возрасте Лея сделала себе на руке маленькую татуировку в виде буквы «А» в честь Антонио. Пока вокруг них бушевало насилие, Лея не могла представить, что ее отец хотел бы, чтобы она провела жизнь, выкраивая короткие моменты покоя на тупиковой работе, как это делала ее мать. «Ты не живешь, – сказала Лея карабинерам в 2002 году. – Ты просто как-то выживаешь. Ты мечтаешь о чем-то – о чем угодно, – потому что нет ничего хуже той жизни». По мере взросления Лея осознала, что свобода, о которой она мечтала, будет невозможна, если она не уедет из Пальярелле.

Трагедия Леи была в том, что, как и многие женщины Ндрангеты, она считала любовь своим выходом. Когда ей было пятнадцать, она влюбилась в деревенского парня, которого знала всю жизнь, крепко сбитого забияку с приплюснутым носом и короткой стрижкой по имени Карло Коско. Карло, которому на тот момент было девятнадцать, вернулся из своей новой жизни на севере и приехал в Пальярелле на каникулы. Что особенно нравилось Лее в нем, так это то, что он, казалось, не имел других амбиций, кроме как работать на честной работе и растить семью. И он жил в Милане, «большом городе, где она могла начать все заново», сказала Энза. Лея и Карло сбежали через несколько недель. Когда ей было шестнадцать, в 1991 году, они поженились и переехали в Милан, где у Карло была квартира в большом, унылом здании на Виале Монтелло (Viale Montello).

Почти сразу Лея поняла, что ее побег был миражом. Дом № 6 на Виале Монтелло принадлежал Ндрангете, и Карло оказался одним из нескольких ндрангетистов, использующих его как базу для торговли кокаином и героином. Лея отвергла кодекс Ндрангеты, но выяснилось, что ее новый муж принял его так полно, что не видел ничего зазорного в том, чтобы обманом жениться на Лее. Хуже всего было то, что выяснилось: Карло работал на брата Леи, Флориано, чья кровожадность в Пальярелле вознесла его во главу ндрины Гаролафо. Лея думала, что она ухаживала за Карло. Теперь ей пришло в голову, что Карло сам искал ее – потому что она была сестрой босса Ндрангеты. Женитьба на ней была повышением для Карло. Для Леи любовь, которая, как она воображала, освободит ее, заманила ее еще глубже в ловушку.

Лея впала в депрессию. По словам Энзы, она несколько раз пыталась покончить с собой. Когда весной 1991 года она забеременела, Лея пыталась сделать аборт. «Она не хотела давать своему сыну или дочери такое же будущее», – сказала Энза. В декабре, на последних сроках беременности, она ушла с Виале Монтелло и уехала на автобусе в больницу в глуши. Она родила одна, девочку. Лея представляла, что, возможно, отдаст ребенка на усыновление куда-нибудь, где Карло никогда не найдет ребенка. «Но когда родилась Дениз, – сказала Энза, – Лея снова влюбилась. Дениз дала Лее причину жить».

Как и все, кто работал над мафиозными делами в Милане, Алессандра знала все о доме № 6 на Виале Монтелло. Огромное историческое здание в центре итальянской деловой столицы, il fortino delle cosche (форт кланов) был не просто мафиозной базой, а шестиэтажным вызовом претензиям Италии быть современным, единым, правовым государством. Ндрангетисты не платили аренду за его 129 квартир, ни налогов, ни счетов за муниципальные услуги, такие как вода или электричество. Они относились к ренессансному особняку с пренебрежением. Паутина проводов свисала с его стен и обрушивающихся балконов. Его дворы и центральный сад были завалены мусором и ржавыми сломанными приборами. Лестничные клетки и углы воняли мочой. Здание было не только центром европейской наркоторговли, оно было источником снабжения для сотен уличных дилеров Милана, особенно в печально известной Пьяцца Байамонти (Piazza Baiamonti), и точкой притяжения для других преступников всех мастей: силовиков, контрабандистов и убийц; политических коррупционеров и махинаторов с государственными контрактами; заблудших полицейских, судей и политиков. И все это нагло на виду. Виале Монтелло было оживленной магистралью всего в километре от центра города и в нескольких метрах от городского полицейского участка. Неудивительно, что дом № 6 на Виале Монтелло был предметом озабоченности миланских антимафиозных прокуроров, державших его под почти постоянным наблюдением.

Для прокуроров отношения внутри дома № 6 на Виале Монтелло в 1990-х годах – между братьями, свояками и даже мужем и женой, и то, как эта динамика в конечном итоге разыгрывалась, – стали важным ранним кейс-стади этой новой восходящей мафии. Именно наблюдая за событиями там, прокуроры смогли составить картину того, что Алессандра описывала как «современный, эффективный, ныне действующий преступный синдикат», чья сила заключалась в «навязывании уважения к средневековым правилам». В конечном итоге прокуроры пришли к выводу, что они борются с культурой и что в доме № 6 на Виале Монтелло у них была особенно поучительная чашка Петри. Среди самых