Картографы рая и ада - Василий Андреевич Владимирский

постоянно бросать вызов миру и доказывать свое право заниматься тем, к чему лежала его душа. По возрасту писатель, появившийся на свет 1 апреля 1942 года, четко вписывается в поколение шестидесятников. Его семья определенно не бедствовала. Отец Сэмюела был одним из совладельцев похоронного бюро «Леви и Дилэни», мать служила старшим клерком в Нью-йоркской публичной библиотеке. Развитый не по годам, уже в пять лет он поступил в элитную подготовительную школу Далтон в Верхнем Ист-Сайде, в 1956-м, в возрасте четырнадцати лет, – в Высшую школу естественных наук в Бронксе, а в девятнадцать стал студентом городского колледжа Нью-Йорка (который, правда, забросил после первого семестра из-за смерти отца). В молодости Дилэни вел артистический образ жизни, путешествовал по Европе, по Греции и Турции, Италии и Англии, Франции и Германии, останавливался в Париже, где дописал роман «Пересечение Эйнштейна» («The Einshtein Intersection», 1966) – фантасты старшего поколения, сверстники Хайнлайна и Азимова, по большей части смогли позволить себе такую роскошь только в зрелые годы, успешно продав не один десяток книг.

Однако для американского фантастического сообщества Дилэни долгое время оставался маргиналом, особенным, не таким, как все. Да и не только для фантастического, если уж начистоту. Чернокожий, гипертрофированно чувственный, он вырос в том же доме, где располагалась похоронная контора его отца, в нью-йоркском Гарлеме, «сердце черной Америки». Но в школе, где он учился, было всего три чернокожих мальчика – эта печать инаковости осталась с ним на всю жизнь. Писатель любит вспоминать, как на церемонии вручения главной профессиональной жанровой премии «Небьюла» в 1968 году, где Чип получил награду сразу в двух номинациях, за роман и за рассказ, Айзек Азимов, живой классик и близкий приятель Дилэни, громогласно заявил: «Знаешь, почему мы тебя наградили? Потому что ты – негр!»

Разумеется, это было шуткой, попыткой «разрядить атмосферу» после речи ведущего, не слишком комплиментарной для Чипа (и отсутствовавшего в зале Роджера Желязны). Абсолютно ненамеренный расизм: с одной стороны, в молодости самому Азимову, юному еврею-эмигранту, не раз пришлось хлебнуть прелестей дискриминации, с другой стороны, уже в шестидесятых хейтеры хором обвиняли автора «Основания» в чрезмерных симпатиях к Советскому Союзу, поддержке меньшинств, подрыве традиционных американских ценностей и прочих смертных грехах. Это был смех сквозь слезы, черный юмор – скорее дружественный жест, чем попытка обесценить достижения молодого коллеги. Тем не менее двадцатичетырехлетний Дилэни не то чтобы затаил обиду, но запомнил эту «неловкую шутку» на долгие годы.

В тринадцать лет Чип разорвал еще одну важную ниточку, которая соединяла его с большинством сверстников, сделал шаг в сторону от «нормы», причем на сей раз шаг вполне сознательный. Внук бывшего раба, первого чернокожего епископа американской Епископальной церкви, после задушевного разговора со священником он наотрез отказался от церемонии конфирмации и вступления в гарлемскую общину, приняв решение остаться атеистом – чем до слез расстроил отца, Сэмюела Дилэни-старшего.

Вспышка сверхновой

Однако, несмотря на всю его инаковость, игнорировать таланты Чипа было попросту невозможно. Причем таланты калейдоскопические, выходящие далеко за рамки научной фантастики и литературы в целом. Классический вундеркинд, Дилэни, как свидетельствуют биографы, с детства пел в церковном хоре, сочинял атональную музыку, играл на нескольких музыкальных инструментах, ставил танцы в Общественном центре генерала Гранта. Философия, психология, естественные и социальные науки – все давалось ему легко, естественно, без видимого усилия. Познакомившись в Высшей школе естественных наук со своей будущей женой, поэтессой Мэрилин Хакер (в этом браке у пары родилась дочка, Ива Хакер-Дилэни), Чип заинтересовался теорией и практикой стихосложения – позднее Мэрилин стала прототипом гениальной поэтессы Ридры Вонг, главной героини романа «Вавилон-17» («Babel-17», 1966).

Сам Дилэни, впрочем, отдавал предпочтение прозе. В одном из интервью он признается, что предпочитает думать, записывая что-то на бумаге, – текст помогает структурировать мысли, фиксировать происходящее во внутреннем мире: «Я держу записную книжку при себе 24/7 – с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать лет. Я всегда готов сесть на тротуар, прислонившись спиной к стене, если муза решит прыгнуть на батуте прямо сейчас»[34].

Дилэни не раз публиковался в школьных многотиражках, а его официальный прозаический дебют состоялся в 1960 году, когда на страницах студенческого журнала «Dynamo» появился небольшой рассказ «Salt» («Соль»). Однако переход из категории любителей в лигу профессионалов произошел спонтанно, почти случайно. Прорывом стал первый НФ-роман Дилэни «Драгоценности Эптора» («The Jewels of Aptor») о приключениях героев-трикстеров на руинах постъядерного мира будущего, увидевший свет в 1962-м. У этой публикации любопытная предыстория. В 1961 году, вскоре после свадьбы, Мэри Хакер, жена Дилэни, получила должность младшего редактора в издательстве «Ace Books», в редакции, которая специализировалась на научной фантастике и фэнтези в мягкой обложке. В те годы покетбуки активно завоевывали американский рынок и рвали топы продаж, только издательство «Ace Books» выпускало до дюжины томов ежемесячно. Спрос рождает предложение: в работу шел любой более-менее связный текст, по большей части откровенный мусор. Каждый вечер Мэри жаловалась Чипу на качество рукописей, с которыми ей приходится иметь дело, – и, чтобы развлечь жену, Дилэни начал понемногу сочинять свой авантюрный научно-фантастический роман. Когда рукопись была завершена, Хакер подсунула «Драгоценности Эптора», подписанные псевдонимом Бруно Коллабро, в стопку издательского самотека – в итоге текст был отобран главным редактором Дональдом Уоллхеймом и вышел под одной обложкой с романом «Second Ending» британца Джеймса Уайта, позднее прославившегося циклом «Космический госпиталь».

Дебют в крупной форме в возрасте девятнадцати лет заложил первый камень репутации Дилэни как «вундеркинда американской фантастики». Хотя сам автор, видимо, остался не вполне удовлетворен результатом и дважды перерабатывал «Драгоценности» для новых изданий: в 1968 году восстановил фрагменты, выброшенные редакцией «Ace Books» ради сокращения объема, а в 1971-м и вовсе переписал заново, наконец-то начисто.

Жертвы научной фантастики

Главная интрига в этой истории, конечно, связана с выбором Дилэни: почему молодой автор с широчайшей эрудицией и калейдоскопическими интересами остановился именно на научной фантастике? Более того, много позже, уже в конце восьмидесятых, страстно защищал НФ и с академической позиции критиковал термин «speculative fiction» за расплывчатость, бессодержательность и конъюнктурность? «Большинство из них [академических литературоведов] понятия не имели ни о его истории, ни о последовательности его применения; они использовали его для обозначения чего-то вроде “НФ высокого класса” или “НФ, которую я одобряю и хочу видеть узаконенной”. Так вот, это вульгарное и невежественное злоупотребление самого худшего рода. Путь к легитимизации качественной научной фантастики лежит через ее качественную критику, а не через историческую тупость и риторическую небрежность»[35].

Отчасти это игра случая. Дилэни признается, что сознательно