Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин

номер, мы мигом своих лошадей отдаем среднему, соскакиваем с лошади, тот лошадей уводит, а мы занимаем оборону. Вот смысл тройки. Если 6 идут, то это, может, только на параде.

Вооружены были шашками, во взводе было две подводы, примерно нас 35 человек, и 3 отделения, каждое состояло из 2 расчетов с «дегтяревым», и одно самозарядное «симонова» (ПТРС), и одно пулеметное из 2 расчетов. В эскадроне 4 взвода и пулеметный взвод – тачанка. Только в конце войны (я же все равно друзьям рассказывал, что я был станковым, а те кому-то передали) нужен был пулеметчик – и меня все-таки посадили на тачанку.

Самое было страшное, когда мне дали лошадей, наш эскадрон был целиком из рыжих лошадей. В первом эскадроне были рыжие лошади, во втором гнедые, а в третьем серые, три эскадрона было в дивизионе, и еще был броневзвод – два бронеавтомобиля.

Вот в этом дивизионе ядро было из добровольцев первоначального призыва, ополченцев, казаков Хоперского округа Сталинградской области. Как он возник этот корпус? У меня была связь с ветеранами, есть книга нашего генерала Горшкова о том, как он образовался. Много писали об этом.

Казачьих войск до революции было 11, из них 9 типовых и 2 горных. Типовые: Донские, Уральские, Забайкальские, Амурские и т. д. А горные считались Терские и Кубанские. У нас форма была с лампасами, папахи, и только цвет погон, лампасов отличал их. Сейчас идет большой разговор о том, чтоб восстановить права казачества, что казачество было репрессировано как народ, а в основном идет этот разговор со стороны горных казаков. Дело в том, что советская власть больше всего насолила им, несмотря на то что мы читали про Тихий Дон – раскулачивание, расказачивание и т. п. Когда советская власть после революции установилась на Северном Кавказе, а там очень много народов, и они все были завоеваны Ермоловым. Казаки же пришлые люди там. Советская власть уничтожила привилегии казачества и в первую очередь заигрывала с национальными меньшинствами. Много она беды наделала и на Дону, но не в такой степени, как там. Поэтому особенно Терское казачество было очень враждебно настроено против советской власти и ждало немцев.

Когда началась война, не было со стороны большинства Донского казачества к советской власти отрицательного отношения, и они образовали ополчение. Первая дивизия казачьего ополчения у нас в Сталинградской области образовалась со штабом в Михайловке. Туда шли все колхозы, давали лошадей и седла, шли семьями, в том числе и полный георгиевский кавалер Недорубов с сыном. Когда эта дивизия образовалась, она называлась 15-я особая казачья дивизия. В это же время в Ростове-на-Дону организовалась 16-я казачья Донская кавалерийская дивизия. Когда немцы сюда подходили, эти 2 дивизии отступили в кизлярские степи. Там был организован 17-й казачий кавалерийский корпус. Такое же положение было и на Кубани. В этот 17-й корпус вошли 2 кубанские и 2 донские дивизии.

Возвращаясь к моему отдельному противотанковому дивизиону, там были люди с Хопра, и они отличались. Я-то сам был с низовья, ведь казачество делилось на верховых и на низовых, это были верховые. Они пели даже по-другому, и говор у них был немного не тот. Я у них научился петь казачьи песни.

Там я и научился по-настоящему ездить на лошади, когда на переформировке стояли. Это очень тяжело – по-настоящему научиться ездить на лошади. Попался нам командир отделения из кадровых, я уже был раненый, а он еще нет, а у нас считалось, если раненый – это уже старик. Он нас гонял. Я-то думал, что я лошадь знаю.

Мы стояли лагерем в лесу около Каменск-Шахтинского и лошадей на ночь на выпас гоняли. Каждый взвод пас своих, надо их на водопой вести, а они все рыжие, мне надо найти свою кобылу. Не могу найти по первому времени, и всё! На лошадях бирка в гриве и на хвосте, и вот я пока найду бирку да гляну. Там на бирке – кличка лошади. У них клички давались по особым законам, а мы их по-своему звали. Я Машкой называл свою, она откликалась, но потом уже. Они за ночь пропасутся, уже у них резвость появляется, и не хочет подходить, а она без ничего, мне надо поймать. Недоуздок надет, но все равно, к ней подходишь – она отходит, хлеб ей даешь – она сожрет его и не дается. Это потом уже мы общий язык нашли, я научился узнавать свою лошадь – по глазам, копытам, хвосту. Если три раза чистить свою лошадь во все уголки – и между ног, и глаза протирать, и меж ушей – вот когда я узнал! Вот тогда и она меня признала, и мы с ней подружились.

Очень тяжело было проходить конную подготовку. Каждый день учеба. Лошадей пригнали, а мы должны их поить – там речка, надо было где-то 1,5 км ехать без седла, а без седла ездить, если немного, то ничего, а если много – то это чего! Да еще когда ты едешь в колонне, когда шагом – то ничего, трясет, держаться надо ногами, а сил в ногах нет. Дело доходило до того, что я в кровь разбивал заднюю часть. Никаких больничных не давали. Кальсоны аж прилипали. Чтоб по-настоящему нас выучить, не менее 2 часов в день мы выходили ежедневно на корт – площадка для каждого отделения была, и посередине был круг диаметром метров 30. Посередине командир отделения с плеткой, и мы вокруг него ездили. Это была учебная езда, очень тяжелая, и выполняли команды: вольт направо, налево. Это повороты круговые – петля. Самая страшная команда была – брось стремя и учебная рысь. Стремя бросаешь, а на седле держишься исключительно за так называемые шлюзы – внутренняя часть бедра. У кавалеристов там даже нашиты на галифе кожаные вставки – в конном спорте. Ведь не зря же нашиты – эти места они трутся так, что можно без штанов остаться. Эти тренировки вырабатывали силу мышц бедер, в конце концов у меня задняя часть превратилась в подошву, как на подошве кожа, я мог не только на лошадь, а на любой забор залезть и сидеть.

Кавалерист должен держаться бедрами до колен, а ниже колена нога должна играть, она для управления лошадью. Вот как говорят: поводья у лошади – на бричке, если повернуть направо – тянет направо, налево – тянет налево. У кавалериста этого нет, он не тянет, ведь рука-то у него левая одна, правая – свободная. Стоит мне