Кавалеристы - Артем Владимирович Драбкин

сгружают, а в Ростове еще погон не было, и люди на нас смотрят как на инопланетян. Вот этот момент я никогда не забуду!

Это был единственный особо тяжелый момент, который я испытал. Тяжело было очень снабжать тогда, но люди нам помогли. Лежали мы на голом полу, бумага обыкновенная, газетная. Нас раздели догола, забрали все наши вещи в вошебойке прожаривать. Перевязочного материала нет, не хватает, бинты с нас снимали медсестры, а кроме них были еще санитарки вольнонаемные из местных, и вот разбинтуют, вшей ножом продавливали, потом стирали, высохнут, и потом нам. Плакали санитарки. Накормили нас хорошо. Я помню, нас пять или шесть человек было в палате небольшой. Ведро нам супа с тушенкой принесли, в общем, наелись мы до отвала.

Этот госпиталь был для легкораненых, так называемый ППГ – полевой передвижной госпиталь. Обработали нас, накормили. Ранило меня навылет, и надо было отправлять дальше, и ни транспорта, ничего нет. Дают нам на руки документы – идите, говорят, кто ходячие. Пошли мы к понтонному мосту через Дон, а там очередь с двух сторон, а движение одностороннее, немец налеты делает. Шоферы почти все военные, с удовольствием берут нас, раненых, к себе. С этой стороны на ту они все шли же пустые, и их пропускали без очереди. Мы быстро переехали в Батайск, там нас еще раз перевязали, там уже все лучше было гораздо. Потом нас организованно погрузили в вагоны-теплушки и повезли, а куда, я не знал.

Потом едем – узнаю, что мы едем в Сальск, домой. 180 км мы ехали двое суток. Это был март – апрель. В госпитале – тоже отдельная история, как лежали. Там тоже не было постели, но был камыш, на нем лежали. Кормили не очень хорошо. А госпиталь же для легкораненых, а эти легкораненые, когда их откормили, уже себя чувствовали более-менее и к вечеру разбредались, кто куда, а я домой. Нам запрещали, но все знали, что я с Сальска. У меня был товарищ, тоже из нашей дивизии, он позже пришел, тоже пулеметчик, тоже раненный, но в ногу, и тоже попал в этот госпиталь, и тоже с Сальска.

Приходят врачи проверять, а кого проверять? Половины нету. Где сальские? Сальских нет. Приходим утром на перевязку, а кушали дома. Вернее, я брал оттуда, жалко, чтоб пропадало, а тут мать приехала и заболела. Интересно, что по мере того, как фронт продвигался, госпиталь переезжал, но не сам госпиталь, а персонал. Где-то в другом месте тоже организовывался госпиталь под этим же номером, персонал туда уезжал, а нас принимал какой-то другой, который приезжал с тыла. Вот они приехали совсем с тыла, и нам всем запретили уходить, ни домой, ни по девкам, всем быть на месте. Иначе уход будет считаться дезертирством. Ну, а мы как русские люди: мало кто чего говорит – плевать нам на это дело.

Вскоре узнаем об объявлении: кто может на лошадях, кто знаком с лошадьми? 5-й Донской казачий корпус в это время за Ростовом был и ушел на пополнение, а кавалериста найти сложно. Легче кого угодно найти, чтоб ездить на лошади – это не так просто, а я считал, что я могу. Мой друг совсем не умел. Мы хотели вырваться оттуда, и потом я же мечтал о кавалерии, а я ж казак донской, я так обрадовался. Мы попросились, чтоб нас выписали раньше времени. Стали говорить, что там долечимся, ведь корпус на отдыхе был, а там своя медсанчасть, ну, а те рады были от нас избавиться.

Мы попали так, что организовывалась новая воинская часть в этом корпусе – 5-й отдельный разведдивизион. Я скрыл, что я пулеметчик, сказал, что я химик. Соображал. У меня, честно говоря, поубавилось уже стремление к войне, а там взвод был – химзащита. Поскольку у нас образование было, мы уже в 10-м учились, инструкции изучили, там ничего такого сложного нет. Побыли там буквально с месяц, и часть нашу расформировывают.

Лошади были нам не положены, мы ездить должны были на автомобилях или подводах, а поскольку автомобилей там не было, то все там конное было. Нас выстроили и говорят: «Кто хочет попасть из вас в истребительно-противотанковый полк или истребительно-противотанковый дивизион?»

Гвардии казак Ефремов В.Д. 5-й Гв. Донской казачий Будапештский кавалерийский корпус. 1945 год, Румыния, г. Рымнику-Сэрат

Я думал и, откровенно говоря, побаивался ездить на лошадях – сколько я там на них ездил. Отвязывали только когда от коновязи и скакали мальчишками, а тут дело совсем другое, г. Рымнику-Сэрат я думал, попаду я как-нибудь, чтоб ездить на чем-либо другом. Истребительно-противотанковый дивизион был отдельный, я думал, что и там и там мехтяга. Думаю: если в отдельный – отдельное всегда лучше, на привилегированном положении. Противотанковый полк был просто полк, я усвоил себе: чем меньше подразделение, тем оно ближе к начальству, тем оно лучше снабжается, и я выбрал со своим другом дивизион.

Оказалось, что полк был весь на мехтяге, а дивизион весь конный, как один. Он состоял из ружей ПТР – противотанковые ружья, а в полку ЗИС-3 уже были.

Привезли нас. Там нет отдельных стрелков, а есть только расчеты. Причем или противотанковый, или пулеметный, а я уже станковый пулемет натаскался и молчу, что я был станковый пулеметчик, а хотя там были тачанки пулеметные, но это, когда ездить, а так все равно таскать его надо. Тачанка в основном для маршей, и убегать на ней хорошо. Тогда я пришел и говорю: «Вы знаете, я – пулеметчик, только ручной». Ручной пулемет был легче, чем противотанковое ружье, и почти до конца войны я с ручным пулеметом Дегтярева прошел, начиная с 43-го года, первый номер этого пулемета. Надо сказать, что время уже было не 41-й год, а 43-й – противотанковые ружья, конечно, имели значение в отдельных случаях, но количество противотанковой обороны – орудия в 76 мм и т. д. – их было уже достаточно, поэтому толку от противотанковых ружей было не очень много.

В отличие от всех пехотных подразделений, где строй был кратный двум, у нас – строй, кратный трем. Никогда в 4 шеренги лошади не идут, идут или в 3, или в 6 рядов, и в этом есть глубокий смысл. Мы двигаемся колонной по 3 человека, если возникает опасность, мы натыкаемся на противника или нападают на нас, значит, надо отбиваться. Посередине едет коновод, по краям – я и пулеметный второй